Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое! - Екатерина Мишаненкова

Бог наказал меня потерей любви за то, что в мою душу вселилась почему-то считавшаяся свободой рабская зависимость от тела, делающая нас любопытствующими ничтожествами, туристами секса. Любовь не прощает любопытства, если оно ставит себя выше любви».

Ахмадулина сделала аборт и получила от врачей «черную метку» – бесплодие. Ее и без того уже пошатнувшийся прекрасный замок любви и поэзии рассыпался как карточный домик. Она не простила мужу того, что он сделал с ее телом, ее душой и ее мечтами. Не простил себе и он: «Я долго мучился, думая, что из-за моей юной глупой жестокости она потеряла возможность иметь детей – так мне и ей сказали врачи. Но через несколько лет, узнав, что она все-таки родила дочь, я возблагодарил Бога за то, что он пожалел меня и освободил от лежавшего на мне проклятия.

Но до сих пор, когда я вижу ее вблизи или издали или просто слышу ее голос, мне хочется плакать…»

К редким, весьма редким счастливым союзам мужчины и женщины относится вот что: когда подлинно умеют жалеть. Я не про себя сейчас говорю. Но так было бы правильно для союза мужчины и женщины. Которые всегда трудны. Сюда входит всё. И соперничество, и ревность, и капризы того или другого. Однако мужчина должен быть старше. Даже если он моложе. И жалеть женщину как будто она еще и дитя его.

Поэт есть поэт. Евтушенко всегда умел препарировать собственные мысли и чувства, поэтому и историю гибели их любви и их брака расписал четко по этапам. Но надо отдать ему должное – винил он только себя.

Первый этап: «Когда я первый раз пришел домой поздно ночью, моя любимая не спала и ждала меня, читая в кресле своего обожаемого Марселя Пруста, одетая так красиво, как будто мы куда-то собирались в гости.

На столе в нашей крошечной комнатушке стояли две тарелки, накрытые другими тарелками, – наш ужин. Она радостно захлопнула книгу, бросилась ко мне и не сказала ни слова – только ласково потерлась о мое плечо, укоряюще глядя на меня еще любящими и еще прощающими глазами».

Это было еще время любви, когда влюбленные готовы прощать друг другу недостатки, и когда мужа ждут как любовника – с трепетом и при полном параде.

Второй этап: «Когда я второй раз пришел поздно, она тоже читала что-то очень интеллектуальное, но уже лежала в халате под одеялом, ощетинившись накрученными бигудями под тюрбаном из полотенца. На столе стояла только одна оставленная тарелка».

На этом этапе одинокая тарелка даже красноречивее халата и бигудей. Любовная лодка еще не разбилась о быт, но романтика уже ушла. Женщина в нарядном платье и с романтическим ужином на столе поджидает любовника, планирует продолжить вечер вдвоем. А если она накрутила бигуди, но оставила мужу ужин, значит, продолжение вечера ей уже не нужно, но она проявляет любовь и заботу как преданная жена.

Третий этап: «Когда я в третий раз пришел поздно, она уже спала и никакой тарелки на столе не было».

Собственно на этом моменте брак можно было считать развалившимся. И если бы за их плечами не было прежней пылкой любви, которую они еще не успели забыть, Евтушенко с Ахмадулиной расстались бы уже тогда. Но они были людьми слишком сильных чувств, брака уже фактически не было, а эти чувства еще продолжали тлеть, время от времени вспыхивая словно угли под слоем пепла.

Четвертый этап: «Когда я в четвертый раз возвратился поздно, наши разные такси подъехали к подъезду одновременно, и она, рассчитываясь с шофером, даже попросила, чтобы я разменял ей десятку».

Казалось бы, на этом все. У Беллы Ахмадулиной появились новые друзья и отдельная жизнь, она больше не ждала мужа дома, не спрашивала, где он был, и не давала отчета о своем времяпрепровождении. Теперь они были уже не супругами, а просто двумя людьми, почему-то еще живущими вместе. Возможно, из-за этих тлеющих под пеплом углей чувств, которые все никак не желали окончательно гаснуть.

Но был и пятый этап: «И наконец, когда я в пятый раз возвратился поздно, ее совсем не было и она появилась лишь под утро, пахнущая вином и чужими сигаретами, потому что тогда она еще не курила.

А потом, пытаясь все спасти, пряча от меня глаза, она попросилась со мной в Сибирь, но я не понял, насколько все далеко зашло, решил, что она будет мне в тягость, и опять отдал предпочтение свободе, а не любви, думая, что любовь подождет, никуда не денется. А любовь – делась, да вот куда – не знаю».

Марина Цветаева, наследницей которой называла себя Ахмадулина, тем самым вызывая ревность и негодование многих своих современниц, писала:

И правда, не суждено. По крайней мере в отношении поэтов.

А потом… потом «сиамская кошка», «полненькая, но непередаваемо грациозная, не ходившая, а буквально летавшая, едва касаясь земли, с дивно просвечивающими сквозь атласную кожу пульсирующими жилочками» пропала. И вернулась как положено пропавшей кошке – тощей, облезлой, помятой, пахнущей котами и помойкой. Девочка-эльф сгорела, сожженная жестокостью возлюбленного и погубленным ребенком.

«Если женщина перестает любить, у нее появляются новые привычки. Эти новые привычки – первый признак того, что у женщины кто-то есть.

Она никогда раньше не курила, не пила ни крепких напитков, ни кофе. Единственное, что она обожала, – это пиво и пирожные. Я неблагородно боролся с этими безобидными грехами, требуя от нее похудения. Она прятала пакеты с пирожными в свои «хоронушки» – на кухонный шкаф или на книжный стеллаж – за томики Марселя Пруста в издании «Academia», при чтении которого я всегда испытывал комплекс интеллектуальной неполноценности, ибо меня непоправимо клонило ко сну.

Но когда через пару месяцев я вернулся из Сибири, меня встретила уже совершенно другая, незнакомая мне женщина. Она не похудела – она высохла, как будто выгорела изнутри. Школьная коса сменилась медно-проволочной короткой прической. Она была в туфлях на высоченных каблуках, на которых раньше не умела ходить. На столе стояли коньяк, кофе, которого ни я, ни она никогда не пили, в наманикюренных серебряной крошкой пальцах дымилась длинная сигарета, и у нее появилась совершенно новая манера – смотреть мимо собеседника и говорить, не ожидая и не слушая ответа…»

Но поэты как фениксы – в этом их отличие от простых смертных. Сгорая, они возрождаются… пока хватает сил. Хотя и у них есть свой предел прочности, но, слава богу, мало кто имел несчастье дойти до него, как Цветаева. Вспомнить хотя бы, сколько раз сгорала и возрождалась Ахматова, с которой, как бы Ахмадулина ни возражала, они были больше схожи, чем с Цветаевой. Не как поэты, возможно, но как женщины. И не только тем, что обе имели татарские корни и обе были замужем за знаменитыми поэтами. Сходство скорее в том, как они умели жить – жить, несмотря ни на что, выплескивать боль и страсть в стихах, но твердо стоять на ногах. Мир всегда крутился вокруг них, и как бы они ни страдали, через какие бы испытания ни проходили, они всегда находили выход из любой ситуации, а главное – обладали счастливым умением привлекать к себе тех, кто хотел и мог о них позаботиться.