Батальон прорыва - Сергей Нуртазин

– Принимай, товарищ сержант, подарок. Тявкает, собака, без остановки. Может, объяснишь, шо ему, паразиту, надо. Ты по-немецки разумеешь.

Фельдфебель просил о пощаде для себя и своего подчиненного. Скоморохов посмотрел на второго немца. Совсем юнец, над верхней губой едва заметный рыжий пушок, безумные, полные ужаса светло-серые глаза, бледное лицо. Видимо, ему впервые пришлось узнать, что такое настоящая война. Его тонкие длинные пальцы судорожно вцепились в рукав фельдфебеля, тело время от времени содрогалось, а губы, не переставая, шептали:

– Найн! Найн! Найн!

«Похоже, сопляк умом тронулся», – подумал Андрей и снова перевел взгляд на фельдфебеля. Он продолжал торопливо говорить. С его слов Скоморохов понял, что немцы знали о начале наступления Красной армии и примерном времени артподготовки, а потому, следуя испытанной тактике, отвели основную часть своих солдат из первой траншеи во вторую и третью. Те, кому довелось остаться в первой траншее, пережидали артподготовку в укрытиях, в надежде по её окончании, через час или полтора, занять боевые позиции и встретить огнем наступающие цепи бойцов Красной армии. Расчет не оправдался. Артподготовка продлилась меньше, чем они ожидали, но сила её была сокрушительной. К тому же преждевременная атака штурмовиков оказалась для немецких солдат неожиданностью. Этой неожиданностью стоило воспользоваться. Такого мнения были и командиры. Взводный младший лейтенант Рукавицын хрипло крикнул:

– Сержант! Чего стоим! По данным разведки, впереди еще девять линий немецких траншей. Пленных под охраной отправь на наши позиции, здесь их оставлять опасно, они могут дать ценные сведения, а сам готовь отделение к атаке!

Скоморохов повернулся к Голоте и Трошкину, кивнул в сторону пленных немцев:

– Берите свой «трофей», ведите к нашим. И не задерживайтесь, сейчас каждый человек на счету. – остальным бойцам отделения приказал: – Приготовиться к атаке!

* * *

Атака не заставила себя ждать. Не прошло и пятнадцати минут, как отделение Скоморохова ринулось по ходу сообщения к следующей траншее. Артиллеристы постарались. Ходы сообщения, траншея и укрытия немцев были словно перепаханы вдоль и поперек гигантским плугом. Повсюду лежали, перемешанные с землей и снегом, обезображенные трупы, окровавленные части тел и внутренности солдат вермахта. Тактика ухода в начале обстрела из первой траншеи во вторую и третью на этот раз себя не оправдала. Отсидеться не удалось. Основной удар артиллеристы Красной армии нанесли как раз по второй и третьей траншеям. Взгляд Скоморохова скользнул по безголовому немцу в белом, забрызганном кровью, мозгами и грязью маскировочном костюме. Его руки крепко сжимали снайперскую винтовку, обезображенная голова лежала рядом.

«Может, это тот самый снайпер, который тревожил наши позиции в последнее время? Выходит, получил то, что заслужил», – мелькнуло в голове у Скоморохова.

Снаряды изрядно проредили обороняющихся, но немало осталось и тех, кто был способен держать оружие и драться. С ними-то и вступили в схватку штурмовики.

В месте соединения хода сообщения со второй траншеей их поджидали немцы. Винтовочный и автоматный огонь заставил отделение остановиться. Пуля скользнула по каске Скоморохова, он присел на колено, выстрелил из автомата. Федор Еремеев бросил гранату и тут же повалился на командира. Огонь со стороны стыка траншеи и хода сообщения прекратился, бросок Еремеева достиг цели.

– Вперед! – крикнул Андрей, освобождаясь от навалившегося на него Еремеева. Бывший старший политрук был ещё жив. Его побитое оспой лицо побледнело, пальцы вцепились в рукав ватника Скоморохова. Андрей положил его на спину, расстегнул ватник. На окровавленной гимнастерке в области живота зияли три пулевых отверстия. Федор посмотрел на Андрея мутным взглядом, слабеющим голосом произнес:

– Командир, я умираю. В кармане письма… отправь…

Это были его последние слова. Глаза Еремеева закатились, тело обмякло, голова безвольно повисла на руке Скоморохова. Он положил её на землю, расстегнул нагрудный карман гимнастерки, вытащил два треугольника. Одно письмо было предназначено семье в Кострому, другое – санитарке в Житомир. Андрей сунул их за пазуху.

Скоморохов не заметил, как в трех метрах за его спиной появился сержант Проскурин. Он огляделся, направил ствол ППШ на Андрея. Его лицо выражало ненависть, а указательный палец готов был нажать спусковой крючок, но в это время рядом раздалась короткая очередь из немецкого автомата. Проскурин дернулся, но выстрелить успел. Пули пролетели над головой Андрея. Он привалился спиной к стене хода сообщения, приготовил автомат к стрельбе. Стрелять не пришлось. Перед ним стоял Голота, позади маячил Трошкин. Рядом, лицом вниз, лежал труп сержанта Красной армии. Голота перевернул его на спину. Это был действительно Проскурин. Скоморохов поднялся, недоуменно посмотрел на Арсения. Одессит кивнул на убитого сержанта:

– Мы пленных отвели и обратно в первую траншею. Гляжу, эта сволочь крадется, по сторонам озирается, явно недоброе дело затеял. Потом тебя увидел, наш разговор вспомнил о Проскурине. Смекнул, решил этот фраер тебя, как свидетеля своих гнусных дел, убрать. Ну а когда он на тебя ствол направил, я долго думать не стал. Хорошо, успел, иначе ты бы, как Федор. – Голота перевел взгляд на тело Еремеева, потом посмотрел на Трошкина. – А ты забудь, что видел.

Трошкин испуганно изрек:

– Да я это, я никогда.

– Смотри, а то…

Скоморохов прервал Голоту:

– Разговоры потом. За мной!

Арсений обиженно произнес:

– И никакой тебе благодарности. Я ему зараз жизнь спас, а он.

Во второй траншее завязалась рукопашная схватка, в ход пошли штыки, приклады, кулаки, ножи, саперные лопаты. Скоморохов нарвался на рослого немца, выстрелил в упор. Немец рухнул ему под ноги. Андрей споткнулся о труп, упал на дно траншеи. Сверху на него навалился еще один немецкий солдат. Противник оказался щуплым. Сержанту удалось сбросить его с себя и перевернуться на спину, но противник вновь оказался сверху. Крепкие пальцы впились в горло Андрея, дыхание перехватило. С каждой секундой дышать становилось труднее. Немец словно хотел утопить его в жиже из снега, грязи и крови. Он видел перекошенное напряжением лицо солдата вермахта, наполненные злобой светло-серые глаза. На них-то, что было сил, и надавил большими пальцами рук. Немец ослабил хватку, этого Скоморохову хватило, чтобы сбросить его с себя во второй раз. Несколько ударов прикладом автомата, и лицо немца превратилось в кровавое месиво. Когда немецкий солдат затих, Андрей тяжело поднялся на ноги. Борьба с немцем забрала у него немало сил, но схватка с противником еще не закончилась. Взгляд упал на спину немца, который, прижав к земле Милованцева, избивал того кулаками. Удар прикладом в голову сбил его с Милованцева. Короткая очередь, и цепочка пулевых отверстий украсила зеленовато-серую шинель солдата вермахта. Смотреть, в каком Милованцев состоянии, времени не было. Теперь опасность нависла над Голотой. Арсений при помощи ножа расправился со своим противником, но не заметил, как сзади, из блиндажа, выскочил немецкий офицер в фуражке с пистолетом в руках. Окрик Скоморохова «Сеня, сзади!»– заставил Голоту метнуться в сторону. Офицер запоздало выстрелил и промахнулся. Скоморохов промаха не допустил. Немец вскинул руки вверх и упал на своего, поверженного Голотой, подчиненного. Фуражка упала с головы офицера, оголяя лысую, без единого волоска голову. В блиндаж, стреляя из автомата, ворвался Милованцев. Не прошло и полминуты, как он снова появился в траншее.