Последнее представление - Властимир Невзоров

Фауст. – Я ничего грешного не делал. Отпустите. Сейчас хозяева придут.

– Ну-ка, гляньте, чего там, – командир вынул из свёртка его дневник и бросил одному из солдат. Тот полистал страницы и покачал головой.

– Не по-нашему. Не могу прочитать.

– Не-по нашему, значит, – бормотал старший, продолжая копаться в вещах. – Оп-па, а это у нас что? – он достал тонкую цепочку, на которой висел резной серебряный амулет с древесными ветвями. Он повернулся к Фаусту. – Не шпион, значит? – спокойно спросил командир, ткнув ему в лицо храмовый медальон.

Фауст осторожно выпрямился и глубоко вздохнул. Теперь терять уж точно было нечего.

– Вы совершаете большую ошибку, – сказал он так твёрдо, насколько позволяла невыносимая боль в боках, – если моя семья узнает о том, что вы…

– Если то, что нам про твою семью наплели – правда, то их на части порвут сразу, как только они посмеют сунуться к городским воротам, – отрезал командир. – Пусть с твоей судьбой князь разбирается, как доедет сюда наконец, а до тех пор в другом месте посидишь. Дайте книгу сюда. Вещи забираем с собой. А ну, пошли, раз-два!

Фауста снова пнули в спину, чтоб он шагнул вперёд, и потащили за верёвку прочь из подвала. Яркий свет с улицы слепил глаза, но даже сквозь него было видно толпу во дворе. Вот только народ не суетился по своим делам, а стоял прямо напротив подвальной двери, не спуская глаз с конвоя. Слева от лестницы стояла женская половина музыкантов. У Розмари были красные заплаканные глаза и опухшее после ночи лицо, а Анна обнимала её за плечи, гладила по волосам и провожала Фауста пристальным прищуренным взглядом. Командир отошёл от процессии, сказал что-то девушке и, поклонившись, передал ей тяжёлый кошель. Фауст только успел позвать её тихонечко, и тут же получил тяжёлый удар по затылку. Последнее, что он запомнил – как на его голову надели душный холщовый мешок, и он провалился в холодную темноту.

Глава 9. Окно под потолком

Под головой был холодный, чуть влажный камень. Руки больше не были связаны, но затёкшие ладони не могли пошевелиться от боли и усталости. Осторожно приподнявшись на локтях, Фауст рассеянно заморгал в попытках оглядеться – вокруг было темно, только из оконца под потолком пробивались лучи света. На правой ноге висела цепь, прикованная к стене.

Когда глаза наконец привыкли к темноте, он осторожно сел на полу и опёрся спиной на стену. Он был в маленькой, не больше пяти шагов в длину, подвальной комнатушке с каменными стенами и холодным неприветливым полом. Левее лежали доски, покрытые то ли плотной простынею, то ли побитым старым половиком – слишком тоскливая замена кровати. После встречи с дозорными ныло всё тело, особенно бока и поясница, и на лодыжке уже светился синяк. Привычной уже тёплой одежды не было – его в беспамятстве одели в потасканную серовато-бежевую льняную длинную рубаху, не оставив ни шерстяных штанов, ни сапог.

«Как я здесь оказался?» – запоздало подумал он, прикрыв глаза. – «Я помню, как меня ударили… после того, как я позвал…», – в памяти всплыл дозорный, передающий музыкантам мошну с деньгами. Фауст тихо заскулил и сжался в комок, обхватив руками колени. Ну какой же глупец! Княгиня ведь предупреждала тебя, дуралей! Но почём было знать, что девчонка, не сводящая с него влюблённых глаз, решит доложить о нём властям?..

Со стороны двери раздалась возня, лязг металла и скрип открывающихся заржавелых петель. В комнатушку, чуть прихрамывая, зашёл молодой паренёк лет двадцати на вид, в куртке дозорного и со связкой ключей на поясе. В руках он держал кружку и полную тарелку с несколькими кусками хлеба. Гость осторожно поставил посуду на пол посередине комнаты и отошёл обратно к двери, разглядывая Фауста.

– А знаешь, ты выглядишь не таким опасным, как рассказывали, – сообщил он. Мастер медленно поднял голову. – Мне-то наплели… до тарелки дотянешься?

Фауст повернул голову, чтобы посмотреть на длину цепи, вновь взглянул на тарелку и пожал плечами.

– На месте сиди, – велел дозорный и, осторожно подобравшись к центру комнаты, подвинул посуду на шаг поближе. Фауст снова поднял на него глаза.

– Почему я здесь? – пробормотал он. Голос был сиплый, горло болело. Похоже, он уже давно лежал на мокром полу под сквозняком.

Дозорный усмехнулся по-доброму.

– Ты хочешь узнать, почему тебя взяли, или почему ты именно в этой камере?

Тот снова пожал плечами.

– Что-то ты совсем плох… – пробормотал вояка. – Взяли тебя по обвинению в соглядатайстве по доносу. Ждём, когда приедет кто из властей повыше. Новость быстро расползлась, народ тебе, честно признаться, не очень рад. Потому ты и здесь, – настал теперь его черёд пожимать плечами, – это одно из самых защищённых от гостей снаружи и снутри мест в остроге. Очень выйдет неловко, ежели Его Светлость тебя найдёт задушенным после ночи, а?

– В городе есть другие чужеземцы, – прошептал Фауст. – Я видел на ярмарке. Почему закрыли именно меня?

Дозорный покачал головой и сел на камень, поджав ноги, чтоб было теплее.

– Потому что они предупреждали о своём приезде. Потому что они отмечались на въезде в город, и о них знали в управе. Потому что они не вредили жителям Ивкальга.

– Я тоже не вредил.

Паренёк вздохнул.

– Если ты действительно невиновен, тебя отпустят. А если всё, что про тебя болтают, правда, так ещё и денег сверху дадут, чтоб дело замять. Но в управе сейчас сидят несколько офицеров, глава торговых кварталов да названный управляющий, они по твоему поводу ничего не могут решать, пока не приедет великий князь.

– То есть схватить они меня смогли, а отпустить – не могут, – пробормотал мастер, – занятно…

– Они волнуются за порядок в городе, – негромко ответил дозорный, – и за свои места.

Фауст кивнул и снова ткнулся подбородком в колени.

– А что с твоей ногой? Почему хромал?

Охранник махнул рукой.

– Не важно. Поранил, зажить никак не может. Какое тебе до того дело?

Перед глазами Фауста вновь появилось лицо Исы, добродушно усмехающегося в бороду и качающего головой.

– Хочешь, помогу? Принеси мои вещи, я посмотрю твою ногу.

Паренёк отодвинулся к двери и недоверчиво посмотрел на мастера.

– Мне вот зачем тебе вещи твои отдавать? Ты с ними что делать