Афганская бессонница - Сергей Васильевич Костин

Из динамиков машины несся какой-то, видимо, убойный последний хит — водителю подпевал даже Хабиб. На улице было тепло, но я все же попросил поднять боковое стекло — меня, по-моему, продуло за время сегодняшних переездов. Не хватало мне простыть — Лев это может не так понять! Надеюсь, он правильно ухватил все остальное.

День шел на убыль, и, поскольку весь день светило солнце, теперь, когда оно скрылось за облаками, за городом в низинках стал собираться туман. Туман действует на меня околдовывающе. Если вспомнить, все те места на земле, которые мне показались особенными — как тот заброшенный аэродром под Лондоном, где я чуть не погиб, как Равна-Гора в Сербии, где, кстати, я тоже чуть не погиб и где получил смертельное ранение мой учитель по жизни Петр Ильич Некрасов, — все они представали передо мной сквозь эту пелену. Нет способа лучше увидеть, что даже самые привычные пейзажи и предметы окружены тайной. И, когда ты понял, что все вокруг — тайна, ты совсем по-другому видишь то, что она ненадолго отпускает: развевающиеся на ветру зеленые ленточки на железных прутьях над могилами, блохастого пса на пороге невидимого дома, яростно скребущего лапой у себя за ухом, большую дуплистую ветлу у мостика над журчащим невидимым ручьем. За поворотом открылась пашня, где в клочковатом облаке крестьянин направлял плуг, который тащили два черных рогатых вола.

— Стоп! Стоп! — не выдержал Илья. — Паш, давай поснимаем! Мы же теперь можем не экономить аккумуляторы?

— Давай поснимаем.

Водитель остановил свою «Волгу» прямо посреди дороги. Видимость была метров десять, и мне стоило труда убедить его съехать на обочину, чтобы нас не подбросил, как мячик, первый же грузовик. Мы проехали кладбище, значит, были уже на выезде из города. Мы, кстати, где-то здесь и снимали осликов, только теперь все выглядело по-другому.

Ребята выгрузили камеру и штатив. Илья прикинул, стоит ли брать сумку с широкоугольным объективом, запасным аккумулятором и всякими мелочами и сказал Димычу: «Бери тоже!». У них уже сложилось распределение ролей: кто что несет и кто что делает. Я вспомнил, как Илья присосался к осликам и какого труда стоило его отсюда увести. Сейчас он подберется к крестьянину спереди, отбежит, поменяет крупность плана, снимет еще раз, потом то же сбоку, потом сзади… А связист, к которому мы ехали, жил чуть дальше, может быть, в километре отсюда.

— Знаете что? — сказал я. — Давайте вы начнете снимать, а мы пока съездим заберем аккумулятор.

— Хорошо! — не оборачиваясь, крикнул Илья. Он уже, скользя и матерясь, бежал с камерой по полю.

— Вы только никуда не уходите, — сказал я Димычу. — Мы минут через десять — пятнадцать будем.

Зачем я это сделал? Какая была спешка? Ну, потеряли бы мы десять минут! Все равно через час уже бы стемнело.

Получилось, конечно, не десять минут. Как и в первый наш приезд, сначала мы долго стучали в калитку двора. Появившийся на пороге связист провел нас в комнату для гостей — большую, практически пустую и давно не топленную. «Здесь никогда не бывают женщины. Только когда убирают», — многозначительно сказал мне Хабиб. Женщины у него все-таки были пунктиком. Связист хотел, чтобы завтра мы продолжили подзарядку. Он одолжит нам пояс с солнечными батареями, а дальше все просто: батареи выставляешь на солнце — или даже в сторону солнца, энергия проходит и сквозь облака, — а эти проводки туго закручиваешь вот здесь, на клеммах.

Я с благодарностью прервал его объяснения:

— Зарядник нам больше не нужен. Нам осталось завтра утром снять одно интервью, а днем мы возвращаемся в Душанбе.

— Возьмите меня с собой! — сказал парень.

Многие нам так говорили. Это была та правда, в которой была доля шутки.

Мы вернулись к пашне минут через двадцать — двадцать пять. Сомнений, что это было то поле, не было — вон она, ветла у мостика! Туман сгустился, и даже там, где мы заметили пахаря, сейчас была сплошная пелена. Мы остановились на обочине, и по моей просьбе водитель исполнил лихую мелодию на клаксоне. Я вышел из машины, подальше от грохочущей музыки, и потянулся.

И замер. Разрезая молочный воздух, над моей головой возникла надменная морда верблюда с вывороченной нижней губой. «Как он забрался так далеко на север?» — подумал я и вспомнил, что пески Кара-Кума лежали еще на сотни километров севернее этих краев. Размеренной гордой походкой верблюд прошагал мимо нас, покачивая большими шерстяными сумками, притороченными к его облезлым бокам. Из пелены возник мальчик-погонщик лет четырнадцати, кутающийся в легкий балахон. А когда он оказался к нам спиной, верблюд уже исчез из виду.

— Посигналить еще? — знаками показал мне сквозь стекло Хабиб.

Я остановил его. Пусть работают! Илья сейчас, наверное, стоит на коленях, поставив камеру на землю, чтобы у крестьянина с плугом на первом плане были комья только что вспаханной земли. Он, не раздумывая, плюхался и в лужу, если кадр того требовал.

— Я схожу за ними! — крикнул я Хабибу.

Земля была глинистая, влажная и липла к подошвам. По свежей пашне нога утопала по лодыжку — я передвигался, как по болоту. Я прошел метров десять, а машины уже не было видно. Хорошо, хоть слышно — избавившись от меня, водитель не стал жалеть децибелы.

Я прошел еще метров десять — никаких следов ребят или крестьянина.

— Димыч! Илья! — крикнул я. — Вы где?

Ответа не было.

— Эй! — крикнул я погромче. — Давайте закругляйтесь, скоро полдник!

Тишина. И музыка из нашей машины теперь уже была едва слышна. Я огляделся — вокруг в пяти метрах от меня начиналась сплошная пелена. Самому бы теперь не заблудиться.

Продолжая кричать, я шел через поле. Понять бы хоть, какого оно размера, а то дошлепаю так до самых гор. Я точно прошел метров сто, когда передо мной видимое пространство перечеркнул глубокий арык. Я остановился и прислушался. Слышно было только журчание воды и далекое унылое карканье вороны.

— Ребята, вы где? Отзовитесь! Ау! Эгей! — изо всех сил крикнул я, приложив руки рупором ко рту и поворачиваясь в разные стороны.

Сам-то я хоть не заблужусь? Я оглянулся: на пашне отчетливо виднелись мои следы.

Но я пошел не по ним, а немного изменив направление. Вернуться по своим отпечаткам я всегда сумею, а так я рано или поздно наткнусь на следы ребят. Буду поворачивать каждый раз под девяносто градусов, как бильярдный шар от борта, и обязательно пересекусь с ними. Насилие и методичность! — повторил я своего любимого Ницше. Первое мы не любим, так что способ достижения цели для нас остается один.

Я продолжил движение, с трудом отрывая подошвы от липкой глины. На мои крики никто не откликался. Поле закончилось метров через пятьдесят — дальше виднелись корявые стволы оливковых деревьев, посаженных через равные промежутки. Нет, здесь крестьянин пахать не будет! Я обернулся: мои следы были отчетливо видны.

Следующий рикошет, по идее, должен был вывести меня к дороге. Может, разумнее будет выйти на нее, найти следы ребят и дальше двигаться по ним? Конечно же, как мне раньше это в голову не пришло! Сердце стукнуло у меня в груди — справа мелькнуло темное пятно. Я шагнул наперерез и чуть не наткнулся на человека. Это был Хабиб.