Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать - Алексей Слаповский

— А знаешь ли ты, — сказал молодой человек, остановив его за руку и улыбаясь уже нехорошо, улыбаясь без улыбки, — знаешь ли ты, козел, на кого ты тянешь?

— Не знаю, — сказал Лагарпов. — И что значит — тянешь?

— Знаешь ли ты, что я с такими козлами делаю? — спросил молодой человек.

— Не знаю, — сказал Лагарпов — без желания, впрочем, узнать.

— Я их убиваю, — сказал молодой человек и убил Лагарпова.

* * *

Первая жена Лагарпова была красавицей.

И вот какая вышла история.

Как в пошлом анекдоте: он уехал в командировку на три дня, а к ней — мужчина.

Но Лагарпов сделал свои дела раньше, вернулся на третий день, звонит, ему не открывают. А ключи он забыл.

Звонит еще.

Наконец открывает красавица-жена с румяным лицом и, обняв Лагарпова, просит его сейчас же сбегать за хлебом, потому что в доме нет хлеба.

— Конечно, — сказал Лагарпов, но выразил желание умыть лицо, потому что оно устало от жары и пыли.

— Господи! — сказала красавица-жена. — Принесешь хлеб и мойся хоть весь, хоть целый час.

— Нет, — сказал Лагарпов, — мне только лицо. Секундное дело. И шагнул к ванной комнате, и хотел открыть дверь, но дверь не открывалась, а красавица-жена что-то тихо сказала.

Лагарпов все понял.

— Мне очень неприятно, — сказал он красавице-жене и тому, кто был в ванной, — что я поставил вас в неловкое положение. Но не усугубляйте же его. Я знаю, что такое любовь, я знаю, что такое страсть. Будьте же смелы и красивы в своей любви и страсти. Вы же прячетесь и скрываетесь, как мелкие жулики.

— Лагарпов! — сказала красавица-жена. — Ты с ума сошел. Какая любовь, какая страсть? Сослуживец мой зашел обсудить одно дело. Ему стало плохо. Я посоветовала ему принять холодный душ. Вот и все. Ты же знаешь, какая жара на улице.

— Я иногда сам страдаю от своей проницательности, — с болью сказал Лагарпов. — Но я не могу не видеть твоих припухших от поцелуев губ, не могу не видеть красного пятнышка, оставленного на твоей шее твоим неосторожным… — он умолк.

— Ты идиот, — сказала красавица-жена. — Я помидоры соленые ела, ты же знаешь, как я люблю соленые помидоры. Съешь пять штук — распухнет у тебя рот или нет? А шея моя покраснела, потому что меня укусил комар и я чесала это место.

Лагарпов потупился.

— Я думал, обойдется без явных указаний на некоторые свидетельства, — и он кивнул на тот вид мужской одежды, что надевается на голое тело первым, а снимается последним. Скомканный, этот вид валялся около двери ванной комнаты.

— Ты идиот, — сказала красавица жена. — Вечно тебе мерещится. Я ж говорю — ему стало плохо, он кинулся в ванну и так торопился, что на ходу раздеваться стал.

Лагарпов помолчал и обратился через дверь.

— Вы затаились там, — сказал он. — Неужели вам не совестно заставлять оправдываться женщину, к которой вы испытываете если не любовь, то страсть, потому что к такой красивой женщине невозможно не испытывать страсть. Неужели вы так мелки, что как трусливый заяц хрустите тайком капустой своего страха и у вас нет смелости гордо и открыто отстаивать свою страсть или любовь?

Тут дверь открылась и вышел мужчина довольно заурядной внешности, бледный.

— Я не заяц, а одевался, — сказал он. — Я раздетым не люблю разговаривать. И нечего тут. Вам жена правду говорит, а вы, как дурак, не верите. Я сослуживец ее, у меня давление высокое, одно спасение — холодный душ.

При этих словах он подобрал тот вид одежды, который надевают первым, а снимают последним, и, не надевая, поскольку уже был одет, сунул в карман.

— Хорошо, — сказал Лагарпов. — Допускаю, что нет ни любви, ни страсти, а был только эпизод. Вам хочется его спрятать, вам хочется его забыть. Вам хочется, чтобы все оставалось, как было. Возможно потому, что моя жена еще не разлюбила меня окончательно. Возможно потому, — обратился он к мужчине, — что у вас семья, двое детей и тому подобное. Но почему бы не сказать, что это именно эпизод, неужели вы принимаете меня за человека, убогого умом, не способного понять это? Или вы просто стыдитесь происшедшего? То есть это даже не эпизод, а всего лишь физиологическая случайность?

— Сам ты физиологическая случайность, — осмелел вдруг мужчина. И сказал красавице-жене Лагарпова:

— Как ты с ним, с таким, живешь?

— А это тебя не касается, — сердито ответила она.

— Ну, значит, дура, — дал ей характеристику мужчина и повернулся коренастой спиной, чтобы уйти из дома.

Однако Лагарпов остановил его и потребовал извиниться перед своей красавицей женой.

— Буду я перед всякой (он выругался) извиняться! — грубо сказал мужчина.

— Хам! — сказал Лагарпов и дал ему пощечину.

Мужчина, действительно испытавший заячий страх в ванной, усугубленный унизительным журчанием находившегося там же унитаза, теперь был зол на себя, что он принял всерьез какого-то облезлого куренка, многоречивого и тщедушного.

И злоба эта так была нестерпима, что он убил Лагарпова.

* * *

Лагарпов любил детей, хотя и не имел их: от первой жены не успел, а вторая не хотела их заводить, потому что, говорила она Лагарпову, хватит мне и тебя.

Лагарпов любил смотреть на детские лица — особенно тогда, когда ребенок, например, едет в троллейбусе один, сидит и смотрит в окно. Лицо у него милое и задумчивое — и при этом непосредственное, то туда посмотрит, то туда, живо всем интересуясь, и Лагарпов невольно тоже чувствует себя ребенком и начинает с детским любопытством первооткрывателя смотреть на дома, вывески и людей.

Он любил слышать детский смех, он любил смотреть по телевизору мультипликационные фильмы, представляя, какое удовольствие получали бы от них его сын или дочь, или сразу сын и дочь, которые сидели бы дружно рядом с ним.

Однажды он шел по переулку и увидел, как стайка детишек лет восьми-десяти что-то со смехом несет в подворотню. Он пригляделся и увидел, что дети несут тоже ребенка, они несут его за руки и за ноги.

— Что вы делаете? — спросил Лагарпов.

— Мы в фильм ужасов играем, — ответили они. Лагарпов не смотрел фильмов ужасов, но представлял, что это такое, ему рассказывали. Он забеспокоился.

— А как это? — спросил он.

— А мы сейчас Димку запрем в темном сарае, а в сарае этом страшный Фредди Крюгер, он его убьет и замучает.

Димка молчал, он обессилел от крика и слез. Но сумел все-таки сообразить, что взрослый дядя может выручить его — и начал дергаться.

Лагарпов педагогическим чутьем, которое он знал за собой, понял: бесполезно сейчас говорить детям, что пугать других детей нехорошо, они слишком увлечены. Надо переключить их внимание на другую игру.