Скандал в вампирском семействе - Юлия Набокова

— В первый раз я пришел на кладбище к готам по приколу. Дружбан пригласил. А я и думаю: дай погляжу на чудиков! Сколько про них слышал, грубо говоря, и по телику передачи смотрел, а самому встречать не приходилось, — торопливо делился Кобылкин наболевшим. Макс внимательно слушал, опустившись рядом на пол. Я следила за осмелевшими крысами, которые увлеченно таскали морковку из располосованного мной мешка — моя маленькая месть. — Пришел, посмотрел, послушал — полная клиника. Улет, вообще! Вокруг могилы — жесть, а они песни протяжные воют и смерть призывают, совсем крейзанутые! Парни все какие-то недомерки, девчонки, грубо говоря, раскрашены, как черти, без слез не взглянешь.

На себя посмотри, красавчик, хмыкнула я.

— Так вот где я тебя видел! — вскричал Макс. — То-то мне твое лицо знакомым показалось. Как тебя там… — Он наморщил лоб. — Вей… Вуй…

А ведь он следил за Кобылкиным почти полдня и даже не признал в нем знакомого гота, подумала я, не зная, чему поражаться больше: несовершенству человеческого зрения, рассеянности племянника или способности студента-математика к перевоплощению. Вынуждена признать, без готической раскраски — подведенных глаз и выбеленного лица — он выглядит иначе. Если бы только Макс опознал его во время слежки, мы бы взяли его сразу и не пришлось бы затевать спектакль с нападением вампира на бедную девочку. С другой стороны, в таком случае я бы не познакомилась с Алексом… А я вдруг с изумлением поняла, что тот вечер в компании Алекса мне бесконечно дорог.

— Вийон, — обиженно поправил горе-охотник.

— Точно! — возликовал Макс. — Я еще тогда удивился: что за имечко такое, язык сломаешь, пока выговоришь!

Да, надо заняться образованием племянника. А то ведь так и будет считать Вийона французским вием. Подарю-ка ему на ближайший праздник сборник баллад поэта. Иначе ему потом самому перед другими вампирами совестно будет! Хотя Макса тоже можно понять и простить — у него на изучение литературы было на сотню лет меньше, чем у меня и моих ровесников.

— Грубо говоря, — продолжил Кобылкин, — мне с ними все сразу понятно стало. В школе и в институте они полные лохи, грубо говоря, вот и считают, что жизнь — дерьмо. А тут они нашли друг друга и воспевают дружбу до гроба. Скучно мне стало, а тут еще задница подмерзать начала — ветер на кладбище с ног сбивает! Ну, думаю, пора сваливать. Собрался уже уходить — а тут все как загалдят. Оборачиваюсь — она стоит. Пришла позже всех — и ведь не побоялась одна по кладбищу ходить! Это-то ее в итоге и сгубило… — Он помрачнел. — Грубо говоря, я как увидел ее, так и сел обратно. Глазищи огромные, в пол-лица, волосы длиннющие, пышные, фигура как у стриптизерши, в латекс обтянутая. Макс в восхищении присвистнул и посетовал:

— Где ж эта красотка была, когда мы к вам приходили? Вот бы на нее хоть одним глазком посмотреть. Кобылкин обиженно засопел. Я насмешливо фыркнула:

— Да видел ты ее. Батори это.

— Ее зовут Люба, — недовольно поправил Кобылкин.

Макс в изумлении пошевелил бровями. Видимо, пришел к выводу, что его Маша стократ лучше.

— Я так и офигел, — продолжил прерванный рассказ готический Ромео, — что такая королева среди этих недоделков делает? Интересно мне стало, грубо говоря, и я остался. Заговаривал с ней несколько раз — а она от меня нос воротит. Я разозлился, грубо говоря. Подумаешь, королева ночи! Расходиться начали, она последней задержалась — предложил ее проводить. Она на меня взглянула с усмешкой, говорит, а кого тут бояться, все свои! А если ты по кладбищу, говорит, идти боишься, то поторопись — еще догонишь остальных. Я психанул, грубо говоря, и ушел. День прошел, второй, третий. А я все никак эту чертову Любовь из головы выбросить не могу. И что вы думаете? Оделся во все черное, у матери тайком мазилку для глаз взял да зеркальце — не хватало еще, чтоб она или кто из соседей меня накрашенным видели! Грубо говоря, до кладбища доехал, глаза подвел — и пошел.

— Значит, ты стал готом из любви к ней? — посочувствовал Макс.

— Да не стал я готом, а просто притворялся им, и ясно? — раздраженно ответил Кобылкин. — Как я еще и мог быть рядом с ней? Сначала все было без толку — Люба и не смотрела в мою сторону. Но я не сдавался. Принялся, грубо говоря, завоевывать ее — приносил ей готические романы, подарил тарантула, выучил стихи Эдгара По, которого она так любит, и цитировал их к месту и не к месту.

Я хмыкнула. Это что же он такое читал возлюбленной девице? «Любовь моя, ты спишь. Усни на долги дни, на вечны дни! Пусть мягко червь мелькнет в тени!.. Да примет склеп ее старинный»?! Или: «О, сломан кубок золотой! Душа ушла навек! Скорби о той, чей дух святой — среди Стигийских рек. Гюи де Вир! Где весь твой мир? Склони свой темный взор: там гроб стоит, в гробу лежит твоя любовь, Линор!»?

— Почему же тогда ты назвался Вийоном, а не Эдгаром По? — вмешалась я.

— По — больной на всю голову, грубо говоря, псих натуральный, — нахмурился парень. — Такие стихи писал некрофильные — вообще жесть. Когда я сборник его стихов прочитал, заинтересовался и другой поэзией.

И вот нашел Вийона. Он ведь тоже любитель был про смерть сочинять. Но без смакования, как у По этого ненормального. Вийон нормальный чувак, грубо говоря, жизнь любил. Вот я и стал постепенно его стихи Любе читать. Она в итоге ведь обратила на меня внимание, разговаривать со мной стала. Думал, грубо говоря, что удастся ей мозги прочистить, чтобы не гробила себя зазря. Еще немного — и она бы стала моей. До этого оставался всего один шаг. Я услышал, как она пожаловалась Кали, что не смогла купить билеты на свою любимую группу, которая дает всего один концерт в Москве. Я умудрился достать эти билеты, грубо говоря, и пригласил ее — тогда она впервые посмотрела на меня с интересом. Я ждал этого концерта, торопя дни, ведь он должен был сблизить нас. Но накануне концерта Люба встретила Германа — и все….

— Это он так Герасима называет, — пояснила я недоуменно нахмурившемуся Максу.

— Кого? — удивился Кобылкин.

— Вампира твоего, — передразнила я.

— А как же его называть? — растерялся он. — Он сам нам так представился.

Хм, сомневаюсь, что немой Герасим вообще был в состоянии хоть как-то представиться.

— Люба, грубо говоря, забыла про концерт, так она была поглощена вампиром. — Кобылкин приступил к самой трагической части рассказа. Радовало только то, что финал был уже близок. К тому же активная возня в углу не давала мне уснуть со скуки — к крысам, которые уже растащили полмешка картошки, пришли на помощь и мыши. — А когда мы расходились с кладбища и я напомнил Любе про завтра, она посмотрела на меня так, будто впервые видит. Грубо говоря, — тяжело вздохнул студент, — я тщетно прождал ее у входа в клуб — она не пришла. А когда я рванул на кладбище, она сидела рядом с вампиром и льнула к нему, как мартовская кошка. Жесть, короче. Видеть это было невыносимо, и я порвал с тусовкой. Думал, смогу забыть Любу. Два месяца я не появлялся на кладбище, знакомился с другими девушками, но все не мог забыть ее. Однажды, грубо говоря, не выдержал и пришел к готам. А там вообще жесть! Люба была бледной как никогда. Лицо осунулось, глазищи стали казаться еще больше — просто как черные дыры. Сама худющая, вялая, точь-в-точь как моя сестричка сразу после операции. Как будто из нее всю жизнь выпили, грубо говоря! А вот вампир, с которого она не сводила глаз, выглядел на редкость живым. И я вдруг представил, что на его месте сижу я и Люба смотрит на меня с таким же восхищением. А всего-то для этого и надо, что стать вампиром… Грубо говоря, план созрел мгновенно. Когда все стали расходиться, я спрятался за деревом, проследил за Любой и вампиром, а когда они расстались у ворот кладбища, то направился следом за Германом. Он вошел в дом, я постучал. Он открыл, удивился, грубо говоря, но впустил меня. Я рассказал ему о своей любви и просил превратить меня в вампира. Но он только мычал да протестующе махал своей плешивой головой. Хотел я в сердцах его ударить — да только ничего не успел сообразить, как вдруг уже лежу за оградой и все кости трещат от падения. Грубо говоря, мой план с треском провалился. Но хуже всего было другое. Я вдруг яснее ясного понял, что еще несколько дней — и кранты. Вампир или окончательно уморит Любу, или сделает ее кровосоской. И тогда если я и заинтересую ее когда-нибудь, то только в качестве пищи, — трагически заключил студент. — Этого я допустить не мог. Я поехал домой, поспал до рассвета, потом взял набор инструментов и рванул в лес. Найти сосну и вытесать кол было проще, чем покупать пистолет, серебро и отливать пулю.