Аномальная зона - Сергей Зверев

Воцарилось оживление. Анюта срочно забыла, о чем шептала мне минуту назад, оттолкнула меня, подскочила и завизжала во весь голос:

– Мы здесь, спасите нас! Скорее!

Радостно смеялся Шафранов, и я вместе с ним. Подпрыгивала Анюта, ударяясь макушкой в обивку салона. Счастливо улыбалась пришелица из параллельного мира. Степан горделиво колотил себя кулачками в грудь:

– Это я наколдовал! Не верите? Это я наколдовал!

Снаружи определенно что-то происходило. Невидимый спасатель (а он, похоже, был один) лопатой сбрасывал с крыши глину. Лопата издавала неприятный звук, соприкасаясь с металлом, но для нас он звучал слаще любой музыки. Все, расчистил. Настала тишина, и продолжалась она не меньше минуты. Люди недоуменно переглядывались: и это все?

– Не волнуйтесь, – бормотал я, – не лопатой же он будет прорубать крышу...

Кислорода в машине практически не оставалось. Люди сипло дышали, жирный пот стекал с лиц. Спасатель прыгнул на крышу. Затрещало боковое стекло.

– Осторожнее! – закричал я.

Мощный удар, второй, третий! Топором рубил. И силушки у него, похоже, хватало. «Неужто дед Силантий?» – мелькнула глупая мысль. Не может быть, у деда сил осталось лишь дров наколоть. Тонкое железо охотно прогибалось, рвалось. Лопнуло стекло, и на нас полилась дурнопахнущая вязкая субстанция.

– Быстрее, – орали мы, – быстрее!

Он прорубил уже три полосы. Топнул ногой, и кусок крыши с рваными краями вмялся внутрь. Мы поняли намек, схватились за него, загнули в салон. Образовался люк. Люди лезли на свет, жадно хватали воздух, жмурились. Неясная тень заслонила проем. Только силуэт, никакой конкретики. «Ангел... – зачарованно шептала Анюта, – сущий ангел...» Свалилась лопата, с другого конца ее крепко держали.

– Хватайтесь! Да живее там!.. Э-э, ну и душок... У вас там вечеринка?

Это была моя лопата! Обычная складная автомобильная лопата, выкрашенная черной краской. Как мне не узнать свою лопату, которую я характерно «отрихтовал» однажды о камень. Она лежала в багажнике похищенного джипа. Да, собственно, и голос спасателя...

– Стрижак?.. – Это еще что за жест доброй воли?

– И что с того? – усмехнулся мой недруг. – Если я, то можно не вылезать? Гордый, Михаил Андреевич? Там остаешься?

– Ну, уж нетушки, – заявила Анюта, хватаясь за лопату. – Мне ваша гордость и ваши разборки глубоко по барабану. Эй, поехали! – И забила ногами, уносясь по странному лифту...

* * *

Мы выбирались из западни – униженные, грязные, безмерно счастливые. Передавали по цепочке оружие, сумку с продуктами, которая вследствие соседства со Степаном как-то подозрительно усохла.

– Прыгайте сюда, здесь твердо! – показывал Стрижак. Мы прыгали, а потом скачками взлетали на безопасную каменистую возвышенность. Потом лежали, приходили в себя, обсыхали. Стрижак курил, сидя на пригорке. За его спиной мерцал капот моего внедорожника. События ночи, особенно допроса «с пристрастием», наложили на мужика серьезную печать. Бледный, как призрак, весь опухший, подергивался глаз; руки временами забывали, что должны лежать спокойно, и судорожно елозили.

– Неожиданно, – выразил всеобщее мнение Корович. – Какими судьбами, Александр Витальевич?

– По-моему, все понятно, – пожал плечами Стрижак.

– Ты намеренно ждал, пока мы там начнем задыхаться? – Я показал подбородком на рваную крышу микроавтобуса, опоясанную комковатой глиной. – И только затем пришел на помощь?

– Перестань, Михаил Андреевич, – поморщился Стрижак. – Я ведь не держал вас в поле зрения, ехал по вашим следам, часто останавливался у развилок. Ваш протектор неплохо отпечатался, уж поверьте. Выехал сюда, а ваш след так красноречиво оборвался на ровном месте... Несложно догадаться. Чем критиковать меня, лучше поблагодарил бы за спасение. Не рассчитывали, признайся? С жизнью простились, все такое...

– Полагаю, тебе что-то надо от нас, – проворчал я. – Даже догадываюсь что.

– Правильно догадываешься. И все же ваши задницы не там, а здесь.

– Согласен. Спасибо, Александр Витальевич. Но как-то не хочу просить у тебя прощения за нанесение телесных увечий, за допрос, который не пошел на пользу твоему здоровью...

– Я тоже не хочу извиняться. За происки в твой адрес, за посыл своего человечка в вашу команду, за кражу автомобиля... Хороший, кстати, автомобиль.

– Я знаю...

– И чувства мои к тебе, Михаил Андреевич, за прошедшие несколько часов отнюдь не претерпели изменений. Ты знаешь, за что я тебя ненавижу. Но понимаю твои поступки и, возможно, на твоем месте поступил бы так же.

– Минуточку, Александр Витальевич, – перебил Шафранов. – Ключевое слово в последних фразах – «ненавижу» или «понимаю»?

– А это не важно, – криво усмехнулся Стрижак. – Не собираюсь вас предавать. Не выношу предательства. И свое участие в мятеже годичной давности трактую не как измену, а как действия согласно убеждениям. Полагаю, после всего случившегося мы нужны друг другу. Предлагаю забыть прошлое и стать если не друзьями, то хотя бы надежными партнерами. И вам, и мне ничего не светит на этой земле. Вы хотите начать жизнь заново в каком-нибудь приятном мирке, и я хочу того же. Вы не справитесь, потому что не знаете, куда идти, а я не справлюсь, потому что я один. Прорвемся – и забудем друг о друге. Вы налево, я направо. По рукам, Михаил Андреевич? Повторяю – подлости не ждите. Особой откровенности – тоже. Придержим пару козырей, не возражаете?

– Далеко до Бурундуса? – спросил я.

Стрижак улыбнулся и вроде как расслабился.

– Ей-богу, не знаю. По прямой, полагаю, верст пятнадцать, но сами знаете, какие тут «прямые» в Каратае. Шалдон извивается, как наша жизнь... Кстати, если хотите к нему выйти, то предстоит запастись терпением и хорошенько потрудиться...

* * *

...Мы отправились в обход этих жутких пустошей – почему-то никому не пришла в голову идея продолжать искушение наших судеб. И сразу же попали в хаос каменного царства, разбавленный островками можжевельника. Мы брели, увешанные оружием, веревками, инструментами, извлеченными из погибшей машины. Степан ворчал, что возвращение из царства мертвых – это очень мило, но хождение по мукам вместо толковой реабилитации – это очень строго. Мужчины мечтали о табачном ларьке, Анюта – о туалетной бумаге, «мягкой, двухслойной, пушистой, как перышко». Каменное царство засасывало, и близость реки не очень воодушевляла. Мы двигались колонной по каменным тропкам, обходили мрачные скалы. «Не заведу, не волнуйтесь, – отдуваясь, бормотал Стрижак. – Хотите верьте, хотите нет, но этот район значится в подробных картах – был изучен лет тринадцать назад, когда хотели строить тут объект. До строительства руки не дошли, но карты остались. Зыбуны тянутся вдоль берега на несколько миль. В отдельных местах там можно пройти, но, полагаю, свой лимит на везение мы уже исчерпали. Другой дороги нет, уж поверьте. Через полверсты будет маленький лесок, потом нам придется форсировать небольшую ямку, а там уж можно спускаться к берегу».