Странная привычка женщин - умирать - Лариса Соболева

— А это Гела, — продолжил знакомить Жанну Филипп.

Высокая брюнетка с удлиненными конечностями без грамма целлюлита лениво пожала руку и переключила внимание на Филиппа, давая понять, что Жанна ей неинтересна. Видимо, родители не уделяли времени ее воспитанию. Именно с ней он был в бизнес-клубе, вблизи она показалась менее эффектной, портило выражение лица — брезгливо-капризное.

— Сыграем? — помахивая ракеткой, спросила Гела Филиппа.

— Ты играешь неважно, — отказался он. — Мама, не очень устала?

— Очень. Но тебе разве могу отказать?

Он усадил Жанну в пластиковое кресло, ринулся на корт. Звук ударяемых мячей одновременно бил по голове. Жанна не понимала этого вида спорта, правил не знала, удерживала зевки с трудом, так как не выспалась. Судя по всему, выспится она не скоро. Рядом уселась Гела, не заботясь о красивых позах, как заботилась Жанна, а развалилась, закинув ногу в кроссовке на колено.

— В теннис играешь? — спросила она.

Сразу на «ты». Потрясающе!

— Нет, — ответила Жанна.

— Тогда у тебя мало шансов пленить Филиппа. Он любит совершенство во всем, в чем совершенен сам.

Просто напрашивается в подозреваемые. Не мешает подразнить ее. Жанна слегка наклонилась к Геле и улыбнулась:

— Может, я пленю его несовершенством?

— Попытайся, — получила в ответ улыбку без двойного смысла.

Выиграл Филипп, но посчитал, что Ирина Захаровна поддалась ему, отчего был не удовлетворен игрой. Маменька сияла от счастья, смотрела обожающими глазами на сына, пригласила на ужин его, потом вспомнила, что он не один:

— С Жанной приходи.

— Не знаю… — замялся он, так как вечером планировал знакомить ее со своими приятелями. — Ты как, Жанна?

— Матери не отказывают, — прибегла к дипломатии она.

— Мы придем, — бросил Филипп маме, обнял за плечи Жанну и увлек ее в раздевалку.

— Что она с ним сделала? — недоуменно подняла плечи Гела, глядя им вслед. — Филипп советуется с ней, прийти к тебе или нет? Я в осадке.

— Да, мне тоже… — И мама не договорила, лишь растерянно хлопала накрашенными ресницами. — Гелка, приходи и ты, посмотрим на нее поближе.

— Обязательно приду.

В машине Жанна отчитала Филиппа:

— Плохо справляешься с ролью любовника. Ты должен не только меня обнимать, но и целовать… в щеку.

— Вообще-то я никогда так не делаю. Это показуха…

— А теперь будешь. Именно показывать будешь. Все должны думать, будто ты от меня без ума. Кстати, неплохо бы объявить, что мы с тобой собираемся пожениться. Только так заставим твоих врагов предпринимать активные действия, неужели не понятно?

— Я исправлюсь.

— Отлично. Теперь поехали обедать, заодно ты мне подробно расскажешь, как убили твоих женщин.

В его рассказе ничего нового не было, кроме того, что после нелепой гибели детектива Филипп и Вениамин пытались сами найти убийцу.

— Вы прекратили поиски, почему? — поинтересовалась Жанна, поедавшая обед без манер, а как привыкла. Надобность соблазнять Филиппа отпала, можно быть самой собой, это очень удобно.

— У нас ничего не вышло, — ответил он. — Следователи в тупике до сих пор, куда уж нам докопаться.

— Кто-нибудь еще знал о детективе?

— Мама. Она помогала нам, потом первая сдалась.

— Я не о том спросила. Кто знал, что частный детектив копается в убийстве твоей жены?

— Мама и Вениамин.

— Значит, родители Нины наняли частного детектива, а ты рассказал об этом маме и Вениамину, так? — допытывала его вопросами Жанна.

— Ну, в общем, так.

Жанна подперла подбородок кулаком, в котором зажала вилку, и смотрела на Филиппа с сочувствием. Он тюфяк, ко всему прочему, еще и болтун, а с женой ссорился. Интересно, как у них это происходило, в смысле ссоры?

— Что ты на меня так смотришь? — спросил он.

— Я просто думаю, — сказала Жанна и продолжила есть. — А мама не могла рассказать о детективе… той же Геле?

— Не знаю, не спрашивал. А какое это имеет значение? Детектив погиб год назад…

Он еще и тугодум. Жанна его перебила:

— Сейчас я пытаюсь выяснить все, что тебе известно. Я ведь математик, а в математике часто ищут самые неожиданные решения задач. Возможно, половина из твоих знаний вообще не пригодится, но может получиться и наоборот. Расскажи о Геле, кто она, чем занимается?

— Ты… на нее думаешь?

В вопросе прозвучал скепсис, значит, он уверен: звонила не Гела, тем более не она убивала. Но голос можно изменить или попросить подругу, а самый лучший подозреваемый тот, кто меньше всего подходит на роль убийцы. Только в отличие от Филиппа Жанна заподозрила и ее, пока без оснований, но заподозрила. Поскольку она ждала от него биографии Гелы, он продолжил:

— Гелку я знаю с детства, как и Вениамина. Училась она хорошо, закончила медицинский, работала пару лет, ей не нравилось. Потом вышла замуж за американского миллионера, через пять лет успешно развелась с ним…

— Что значит — успешно?

— После развода получила полмиллиона, как было оговорено в брачном контракте, и вернулась домой. У нее салон красоты, но сама она ничего не делает, салон для нее игрушка.

— Угу, бездельница, — поставила клеймо Жанна. — У тебя с ней был роман?

— Был. До ее замужества.

— Я так и знала, — ухмыльнулась она. — И кто кого бросил?

— Оба.

— Так не бывает. Инициатором выступает кто-то один.

— Серьезно, оба. Мы похожи, а похожие люди редко уживаются.

— Кстати, о Вениамине… Скажи, почему ты его заподозрил в воровстве? Он твой друг, помогал тебе.

— Видишь ли, моя основная головная боль — завод, а комбинат — блажь матери, я там лишь в качестве надсмотрщика. Собственно, мебельный комбинат не тот масштаб, чтобы в нем увязнуть. Видишь ли, в маминых магазинах продается наша мебель, это значительно выгодней, чем закупать ее, а потом продавать с накруткой. Так вот, мама считает, что Венька каким-то образом крадет деньги. Окупаемость мизерная, а должна быть, по расчетам, хорошая прибыль. Я копался в бумагах, но у меня не настолько велики познания в бухгалтерии, чтобы обнаружить утечку. Мама говорит, хорошему экономисту спрятать концы несложно, а Веня — хороший специалист. Я должен твердо знать: он или не он, в этом смысле ты для меня оказалась находкой. Наших спецов Веня знает наперечет, появись кто из них на комбинате, он заподозрит… ты понимаешь?

— Признаюсь, нет. Вам обоим за тридцать, неужели вы не раскусили друг друга за долгие годы?

— Люди, Жанна, меняются.