Высокие Горы Португалии - Янн Мартел

Нет, нет и нет. От исторических свидетельств нет никакого толка. Всем, что нам известно об Иисусе, облеченном в плоть и кровь, мы обязаны четырем аллегористам. Но куда более удивительно то, что эти бродячие словослагатели сами никогда не встречались с Иисусом. Матфей, Марк, Лука и Иоанн были кем угодно, только не очевидцами. Подобно римлянам и евреям, они писали об Иисусе спустя годы после его пришествия на землю. Это были вдохновенные переписчики, они всего лишь переписывали – перекладывали на бумагу сказания, распространявшиеся на протяжении десятилетий. Таким образом, Иисус явился нам из древних преданий, сохранившихся главным образом в устной форме. Довольно легкомысленный и сомнительный способ оставить о себе память в истории.

И все же странно: такое впечатление, будто Иисус сам того хотел. Иудеи – народ на редкость ученый. У еврея каждый палец – что писчее перо. Со всеми нами Господь только разговаривает, а евреям он передает каменные доски с писаниями. И все же нашелся великий еврей, который предпочел устное слово написанному. Который остановил свой выбор на водовороте устных преданий, а не на письменных фактах. С чего бы вдруг? Почему бы не выставить себя эдаким великим воинствующим спасителем, на которого уповали евреи? К чему было пересказывать, а не творить историю?

Жена вела его длинными коридорами. И вот Эузебью чувствует, что скоро они попадут в бальный зал с огромным танцполом, сверкающими канделябрами и высокими окнами.

– Думаю, потому, что Иисус, опять же, пытается благотворно воздействовать на нас. Сказания сродни свадьбе, на которой мы, слушатели, выступаем в роли жениха, глядящего на невесту, которая идет к нему по церковному приделу. Только совместными усилиями в результате вступления в воображаемые супружеские отношения рождается сказание. Это действие целиком увлекает нас, как любая свадьба, а поскольку совсем уж одинаковых свадеб не бывает, каждый из нас понимает и переживает услышанное по-своему. Сказание обращается ко всем нам и каждому в отдельности, как и Господь, – и нам это нравится. Сказания благотворно воздействуют на наше сознание. Иисус сошел на землю в спокойной уверенности, что останется с нами, а мы с ним, пока он будет волновать нас своими сказаниями, пока те не запечатлеются в нашем потрясенном сознании. Вот почему он явился не открыто – верхом на коне, а тайно – на крыльях сказания.

Представь себе, Эузебью, что тебя позвали на пир и перед тобой стоит роскошный стол с тончайшими винами и самыми изысканными кушаньями. Ты ешь и пьешь, пока не насыщаешься вдосталь. Неужели после этого ты станешь обращаться к устроителю пира и донимать его расспросами о животных из хлевов, которых ты съел. Ты можешь, да, конечно, можешь кое-что узнать об этих животных – но разве это сравнится с трапезой, которую ты вкусил? Мы должны оставить этот упрощенный поиск историческому Иисусу. Ответа все равно не будет, потому что не там – и не так – он предпочитает оставить свой след. Иисус передавал сказания и жил сказаниями. Наша вера – вера в его сказание, и за этим сказанием-верой вряд ли еще что-то есть. Священное слово – это сказание, а сказание – это священное слово.

Мария глубоко вздыхает. Ее лицо озаряет улыбка.

– Что ж, эти сказания по-прежнему с нами. Вот так я и нашла решение – у Агаты Кристи.

Она наклоняется и достает из сумки стопку книг, хорошо знакомых Эузебью: «Человек в коричневом костюме», «Тайна Голубого поезда», «Тайна семи циферблатов», «Убийство в доме викария», «Почему не Эванс?», «Трагедия в трех актах», «Убийство в Месопотамии», «Смерть на Ниле», «Таинственный мистер Кин», «Убийства по алфавиту», «Смерть лорда Эджвера», «Убийство Роджера Экройда», «Загадочное происшествие в Стайлзе», «Тринадцать загадочных случаев», «Гончая смерти», «Загадка Ситтафорда», «Убийство в Восточном экспрессе», «Безмолвный свидетель», «Загадка Эндхауза». Все это оказывается у него на столе – все эти книги в красочных твердых переплетах, за исключением нескольких, упавших на пол с глухим стуком.

Первый раз меня осенило, когда я читала «Убийство в Восточном экспрессе». Я отметила, что поезд идет с Востока. В центре повествования – тринадцать пассажиров, и один из них злодей – Иуда. Я отметила, что у всех пассажиров разное общественное положение, и они представляют различные национальности. Отметила я и то, что одного из сыщиков, помощника Эркюля Пуаро, зовут доктор Константин. Так разве история Иисуса – это не Восточная история, ставшая популярной благодаря другому Константину? Разве у Иисуса не было двенадцати учеников, среди которых был Иуда? И разве Палестина – это не многонациональный Восточный экспресс? Эркюлю Пуаро нередко делают замечание по поводу его иностранного происхождения. Он снова и снова спасает положение. Иностранец, чье вмешательство несет спасение, – разве в нем не угадывается образ Иисуса? Эти наблюдения заставили меня взглянуть на детективные истории Агаты Кристи в новом свете.

Я начала обращать внимание на вещи вперемежку. И тут имеет значение каждая мелочь: детективы Агаты Кристи полны разоблачительных подробностей – отсюда строгий, внятный язык и многочисленные короткие абзацы и главы, как в Евангелиях. Подробно излагается только самое главное. Детективная история, подобно Евангелиям, изливается по капле.

Я отметила, что в романах Агаты Кристи почти совсем нет детей, поскольку убийство, безусловно, – это развлечение для взрослых, и в Евангелиях они практически не упоминаются, потому как эти писания тоже обращены к чуткости взрослых.

Я отметила, что ко всем, кто знает правду, относятся с подозрением и пренебрежением. То же самое, разумеется, было и с Иисусом. Но возьмем старушку мисс Марпл. Она всегда все знает. Как, впрочем, и Эркюль Пуаро. Откуда этот забавный коротышка может все знать? Но он знает, знает. У Агаты Кристи торжествует смирение, как и в Евангелиях.

В основе истории Агаты Кристи всегда лежит тягчайший грех – отнятие жизни, как и в основе истории Иисуса. В обоих повествованиях коротко описываются многочисленные вводимые персонажи, и все с одной целью – для представления всех подозреваемых, так, чтобы читатель мог видеть, кто способен поддаться искушению злом, а кто нет. Сила духа соседствует с душевной слабостью и в Евангелиях, и у Агаты Кристи. И в обоих случаях свет понимания приходит одним и тем же путем: нам представляются факты, неопределенные по сути, затем приводится толкование, наполняющее эти факты смыслом. То же самое происходит с притчами Иисуса – изложение, потом объяснение – и со Страстями Иисуса: под конец Павел объяснял его смерть и воскрешение, придавая им смысл. То же самое мы видим и в развязке детективных историй Агаты Кристи: Эркюль Пуаро сперва обобщает все факты, а после говорит нам, что они означают.

Обрати внимание на исключительно важную роль свидетелей. Ни Иисус, ни Эркюль Пуаро и не думали взять перо в руки. Они оба довольствовались устным словом. И в этом случае появление свидетелей становится необходимым – иначе как мы узнаем, кто что сказал и сделал? На этом же основывалось и умозаключение. Каждый человек, в своем кругу общения, совершил столько всего странного, что людям просто необходимы были свидетели. Те, кто встречался с Иисусом, потом до конца своих дней рассказывали о нем родственникам, друзьям, посторонним, – и так, покуда их рассказы не дошли до ушей Павла, а позднее Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Точно так же и с Артуром Гастингсом, новоиспеченным доктором Уотсоном, рассказчике многочисленных историй об Эркюле Пуаро – рассказчике не менее добросовестном, нежели сказители Евангелий.