Уровень опасности - Игорь Симонов

Над рассказом Виктора Петровича посмеялись, говорят, даже самому пересказали и он тоже посмеялся. Но ничего не изменилось. Жизнь большого мира шла в целом по написанному Виктором Петровичем сценарию. Но слишком большой инерцией обладала система. Именно осознание этой неизбежной для любой системы инерционности свело его с Вадимом Вадимовичем. Люди они были одного поколения, одной школы, и при этом очень не похожие друг на друга. Это только снизу кажется, что все высокие горы одна на другую похожи. Но они оказались необходимы друг другу, потому что Вадим Вадимович понимал, что никто из его окружения не способен решать действительно сложные задачи, а Виктор Петрович, способный не только решать, но и формулировать их, не мог не оценить того, что при своей немыслимой, нечеловеческой нагрузке Вадим Вадимович способен на мгновение сконцентрироваться и увидеть ту цель, которую даже при подсказке не способны были разглядеть другие. В результате Виктор Петрович все чаще занимался решением задач, которые он сам и формулировал. Это было именно то, что он любил и умел делать.

Может показаться совсем невероятным, что Ахмед Дугаев – террорист и убийца, многократно поминаемый в газетах и по телевизору недобрым словом, и Дмитрий Сергеевич – человек, от которого в немалой степени и зависело, кого и каким словом газеты будут поминать, были знакомы друг с другом с юношеских лет и учились на одном курсе журналистского факультета одного из самых престижных в стране институтов. И это отчасти следствие того, что такие ураганы с ливнями прошли по стране за пятнадцать лет, так все поразметало, что и узнать теперь непросто. Но только отчасти, потому что если взять других однокурсников Дмитрия Сергеевича, то они каждый к своему правильному месту так или иначе все равно прилепились. И чтобы уж совсем по другую сторону оказаться да еще с автоматом и гранатой – это надо было Ахмедом родиться.

В институте не дружили – да и не могли дружить. Дмитрий, тогда уже неповоротливый, полноватый, в очках, к последнему курсу определил, что пришло время деньги зарабатывать, а скоро – и больше тонны поднять можно будет. Ему так и представлялось: с вилами в копну сена – и сколько подымешь, все твое. Ахмед к этому времени, кроме девушек, вообще ни к чему интереса не проявлял и таким и остался в памяти всех, кто общался с ним тогда: у одного из первых среди студентов «тойота», вечный женский визг, небритый, задиристый, но не злой, какие-то истории, кого-то избил, всегда можно было травкой разжиться, еще два года назад тут бы тебе и комсомольская организация, а может, и посерьезнее кто бы вмешался, но все рассыпалось, потеряло опору, и оказалось, что у Ахмеда дядя родной, а может, и не родной, кто их разберет, – в Верховном совете заседает и какие-то там вопросы серьезные решает.

В 92-м институт закончили, и совсем пути разошлись. Дмитрий нашел правильного партнера, тот подсказал, куда все поворачивает, вложил деньги – получилось, не вилами, конечно, но обычной вилкой ухватывать можно было немало. А Ахмед неожиданно для всех – домой, в нищую свою неугомонную республику редактором местной газеты. Хотя это тоже только выглядит неожиданно, а опытному человеку понятно – в политику собрался, у каждого своя дорога.

Дорога эта привела Ахмеда через год в Москву на встречу с Дмитрием, и они, два бывших однокурсника, по двадцать три года каждому, сидели в одном из немногочисленных тогда хороших, то есть валютных, ресторанов и обсуждали не пустяковый совсем вопрос, тянувший на сто тысяч баксов – очень не малые по тем временам деньги.

– И твой интерес тут какой? – уже наученный опытом, спросил Дмитрий, подцепляя нежный кусок семужки, чтобы отправить его в рот следом за обжигающе холодной шведской водкой.

– Нет моего интереса, Дима. Мой интерес – дело делать, – наставительно ответил Ахмед, и оба они подумали одно и то же: «Каким ты был, таким остался». Никакой не было радости сидеть за одним столом, но знать они не знали, сколько раз еще придется.

– Значит, не пьешь больше? – спросил Дмитрий, чтобы сменить тему. Неприятность сидения за одним столом вполне перекрывалась обещанными деньгами, тем более что и процент отдавать не надо было.

– Не пью, – спокойно ответил Ахмед.

Дмитрий хотел спросить, почему, но не стал. Что в нем было развито безмерно, так это чувство опасности. Не красный, не оранжевый и не желтый даже, а какого-то болотного цвета сигнал загорался на периферии сознания – другой бы и не заметил, а у него все: двери, окна закрывались, и включалась немедленно противопожарная и всякая другая сигнализация.

– Ну да, может, и правильно, тогда за твое здоровье и за успех нашего дела.

– Спасибо, – Ахмед смотрел насмешливо, ну да и хрен с ним, всегда был таким.

С тех пор и повелось. Ахмеда выбрали в местный парламент, назревала заваруха, но это понимали и об этом думали только те, кто стоял совсем близко, потому что столько всего в ту пору творилось, что одну заваруху от другой, малую от большой бывало что и день не отделял. Все смешалось.

А уже когда началось в 94-м и первые танки гореть стали вместе с пацанами восемнадцатилетними и на сотни, а потом и на тысячи счет пошел, вдруг спохватились – как-де такое упустить-то могли? Так и упустили, выходит, что столько всего кругом. Виноваты, недоглядели.

Ахмед воевал с первого дня, больших чинов не заслужил, но среди своих, а потом и чужих известность имел. Командир был смелый, жесткий, умный – откуда что взялось? Или это в крови у них у всех – воевать? Только что не все умные. Поначалу жесткости особой за ним не замечалось. Но… накрыло бомбой дом, и вся семья – мать, брат, сестра – в одной воронке. И все. Умный, жесткий, смелый – осталось при нем, а цена жизни человеческой с нулем сравнялась. Через месяц он уже был с Басаевым в Буденновске. Увидел Дмитрий по телевизору знаменитые эти кадры: сидят в автобусе бородатые, злые, наглые, и вдруг… да неужели? Записал на видео, когда опять показывали – а показывали десять раз на дню, – неужто он? Вроде все на одно лицо, а если присмотреться… Стал созваниваться с сокурсниками, кто говорит – он, кто – не он. Так бы и спорили еще неизвестно сколько, но тут позвонил Дмитрию из учреждения родственник по дядиной линии и попросил встретиться. Учреждение это совсем разваливалось и десятой части прежней силы не имело – можно было и послать. Но только зачем? Никогда не пропускай никакие звонки – отвечай на все. Да, неприятно, время отнимает, от говна рот полоскать долго приходится, но кто обещал, что будет легко? Так что можно сказать, что Ахмед в автобусе, а еще раньше бомба неточная, а еще… так вот все это и привело постепенно Дмитрия Сергеевича к его нынешним вершинам, и понятно было всем, что это еще не конец пути.

А по-другому посмотреть, так и без всякого Ахмеда Дмитрий Сергеевич пришел бы туда же, потому что по природе своей был он человеком государственным. Государственный человек в России – особый человек, он, может быть, и рождается по-особенному – ну из материнского чрева, конечно, выходит и мужчиной зачат – это как у всех, но есть мнение, что от рождения знак на нем такой – государственный человек, – потому что государство свое любит. Не страну, не Родину, а именно государство. И двести, и триста лет назад любил, и пятьдесят лет назад любил, и сейчас любит. То есть само устройство государства в этой любви не так уж и важно. А вот важно – люби государство, и воздастся тебе сторицей. Даже в слабом, нарождающемся государстве всегда есть что поделить – пайки, путевки, квартиры, так что уж про нынешнее говорить. Тут делить не переделить – среди государственных людей, к которым Дмитрий Сергеевич принадлежал от рождения.