Лебединая песнь. Книга 1. Последняя война - Роберт МакКаммон

— Наверху со мной капрал Прадо, полковник! — крикнул вниз Уорнер. — У него сломана нога, но он в порядке. У других состояние хуже, многие мертвы.

— А как ваше? — спросил Маклин.

— Спину мне чертовски крутит. — Голос Уорнера звучал так, будто ему было трудно дышать. — Чувствую себя так, будто разваливаюсь на части и суставы не держат меня. Плюю кровью.

— Кто-нибудь занимается составлением сводки потерь?

— Переговорная линия вышла из строя. Из вентиляции идет дым. Я слышу, как где-то кричат люди, поэтому кто-то из них должен быть в силах пытаться что-нибудь сделать. Боже мой, полковник! Должно быть, вся гора сдвинулась!

— Мне нужно выбраться отсюда, — сказал Маклин. — Моя рука зажата в скале, Тэдди. — Мысли о своей размолоченной кисти вернула ему боль, и ему пришлось стиснуть зубы и переждать ее. — Вы можете помочь мне?

— Как? Я не смогу пролезть к вам, а если рука у вас зажата…

— Мою руку раздробило, — сказал ему Маклин, голос его был спокоен, при этом он чувствовал себя в полуобморочном состоянии, все плыло и казалось нереальным. Достаньте мне нож. Самый острый, какой удастся найти.

— Что? Нож? Зачем?

Маклин дико улыбнулся. — Только сделайте это. Потом разожгите костер и дайте мне головню. — Он странным образом до конца не осознавал, что то, что он говорит, касается его самого, как будто все, что должно быть сделано, будет сделано на другом человеке. — Головня должна быть раскаленной, Тэдди. Такой, чтобы можно было прижечь обрубок.

— Обрубок? — он запнулся. Теперь он начинал понимать. — Может, можно как-нибудь по-другому.

— По-другому нельзя. — Чтобы вырваться из этой ямы, он должен расстаться с рукой. Назовем ее фунтом мяса, подумал он. — Вы меня понимаете?

— Да, сэр, — ответил Уорнер, всегда послушный.

Маклин отвернул лицо от света.

Уорнер пополз через край дыры, проломанной в полу помещения управления. Все помещение вздыбилось под углом градусов в тридцать, поэтому ему пришлось карабкаться вверх через изломанное оборудование, навалившиеся камни и тела. Луч света высветил капрала Прадо, сидящего напротив треснувшей и покосившейся стены, лицо его было искажено болью, из его бедра влажно поблескивала кость. Уорнер продолжал двигаться по тому, что осталось от коридора. Огромные дыры зияли в потолке и стенах, на перемешавшиеся камни и трубы сверху капала вода. Он все еще слышал отдаленные крики. Он хотел найти кого-нибудь, кто помог бы ему освободить полковника Маклина, потому что без руководства Маклина им всем конец. Ему, с его поврежденной спиной, было невозможно влезть в ту дыру, где в ловушке сидел полковник. Нет, ему нужно найти кого-нибудь еще, кого-нибудь, кто был бы поменьше его, чтобы влезть туда, но достаточно крепкого волей, чтобы проделать такую работу. Когда он карабкался на первый уровень, только Богу было известно, что он мог там увидеть. Полковник полагался на него, и он не мог его подвести. Он выбирал среди обломков как пробраться наверх, медленно, с болью карабкаясь в направлении криков и стонов.

Роланд Кронингер сидел, съежившись, на вздыбившемся полу того, что было кафетерием Земляного Дома, и через вопли и крики прислушивался к мрачному внутреннему голосу, говорившему: — Рыцарь Короля… Рыцарь Короля… Рыцарь Короля…

Никогда не плачет.

Все было погружено во тьму, только время от времени там, где была кухня, вспыхивали языки пламени, и в этом свете отблескивали свалившиеся камни, разбитые столы и стулья, а также раздавленные тела. То тут, то там кто-нибудь шатался в полумраке, как грешник в аду, и искалеченные тела дергались, придавленные массивными валунами, пробившими потолок.

Сначала среди людей, сидевших за столиками, было легкое волнение, когда погас основной свет, но тут же включилось аварийное освещение, Роланд оказался на полу, а завтрак кашей размазался по его груди на рубашке. Его мать и отец барахтались рядом с ним, вместе с ними в это время завтракали около сорока человек, некоторые из них взывали о помощи, но большинство переживали молча. Его мать смотрела на него, а апельсиновый сок капал с ее лица и волос, и она сказала: — В следующем году мы поедем на море.

Роланду стало смешно, и отец его тоже засмеялся, а потом и мать стала смеяться, и на мгновение смех объединил их. Филу удалось сказать:

— Слава Богу, не я страховал это место! Нужно было бы самому застраховаться… — А потом голос его потонул в чудовищном реве и шуме разламывающейся скалы, потолок вздыбился и бешено задрожал, с такой силой, что Роланда отшвырнуло от его родителей и бросило на других людей. Груда камней и потолочных плит перекрытия рухнула на середину, и что-то ударило по голове. Сейчас он сидел, поджавши колени к подбородку, поднял руку к волосам и нащупал запекшуюся кровь. Нижняя его губа была разбита и тоже кровоточила, а внутри у него все болело, как если бы его тело было сначала растянуто как резиновый жгут, а потом зверски сжато. Он не знал, сколько продолжалось землетрясение и как так получилось, что он теперь сидел, сжавшись, а его родители пропали. Ему хотелось плакать, слезы уже были у него на глазах, но Рыцарь Короля никогда не плачет, сказал он себе, так было написано в

записной книжке Рыцарь Короля, одно из правил поведения солдата — Рыцарь Короля никогда не плачет, он всегда сохраняет спокойствие.

Что-то хрустнуло в его кулаке, и он раскрыл его. Его очки, левое стекло треснуло, а правое пропало. Он помнил, что снимал их, когда лежал под столом, чтобы очистить их от молока. Он надел их и попытался встать, ему на это потребовалась секунда, но когда он все-таки встал, то ударился головой о просевший потолок, который до этого был по меньшей мере на семь футов выше. Теперь ему пришлось пригибаться, чтобы не наткнуться на провисшие кабели и трубы и торчащие стержни арматуры.

— Мам! Папа! — крикнул он, но ответы среди криков раненых не услышал.

Роланд споткнулся о завал, зовя родителей, и наступил на что-то, похожее на губку. Он разглядел, что эта штука напоминала морскую звезду, зажатую между каменными плитами, тело ничем даже отдаленно не напоминало человеческое, за исключением окровавленных лохмотьев, оставшихся от рубашки.

Роланд переступал через другие тела, он видел трупы на картинках в отцовских журналах о наемных солдатах, но они были другими. Эти были раздавлены и не имели ни пола, ни чего-либо их характеризующего, кроме лохмотьев одежды. Но никто из них не был его отцом или матерью, решил Роланд, нет, его мать и отец живы и они где-то здесь. Он знал, что они живы, и продолжал искать. Он чуть было не провалился в щель, разорвавшую кафетерий надвое, и когда поглядел туда, то дна не увидел.

— Ма! Пап! — крикнул он в другую половину кафетерия, но опять ответа не было.

Роланд стоял на краю щели, тело его дрожало. Одна часть его сжималась от страха, другая, более глубоко запрятанная, казалась, становилась только сильнее, всплывала на поверхность, вздрагивая не от страха, а от ясного холодного возбуждения. В окружении смерти он остро ощущал биение жизни в своих венах, от которого чувствовал себя одновременно с ясной головой и опьяненным.