Последнее лето в Аркадии - Дайрдре Парселл

Я осознала, что уже какое-то время стою у закрытого холодильника, глядя на белый пластик. Распахнув дверцу морозильной камеры, заглянула внутрь.

— Прости, милый, я задумалась.

Обернувшись, я увидела, что сын в замешательстве стоит у кухонной двери, лицо потерянное, несчастное. Сердце заныло от жалости. Кольм притворялся спокойным, явно не желая лезть в отношения родителей, но щенячьи глаза выдавали беспокойство и страх. Он пришел не ради ужина, ему важно было знать, куда снова пропал отец.

— Сейчас что-нибудь приготовлю. — Я опять принялась изучать морозилку. — Тут почти ничего нет, мы же не планировали так быстро вернуться. В магазин я уже не побегу, так что буду выкручиваться с тем, что есть. Папа поехал на работу — там, кажется, какое-то собрание. В общем, поест он там. — Я вытащила ледяной диск пиццы. — Будешь?

— А ты?

— О, я не голодна.

Кольм покачался на пятках, взглянул на меня так, словно хотел что-то спросить, но, видимо, передумал и снова уставился в пол.

— Тогда я лучше схожу в закусочную, куплю себе бургер.

— Деньги есть?

— Ага. — Кольм вышел.

Вместо того чтобы закрыть холодильник, я сунула обе руки в морозилку, приложив ко льду. У нас довольно старая модель холодильника, требующая регулярной разморозки, но я ненавижу этот процесс, поэтому тонкий слой инея постепенно превращается в настоящую ледяную корку.

Помню, когда-то мне попалось на глаза интервью с писателем Фрэнком О'Коннором. Он говорил, что короткий рассказ — весьма емкий жанр, потому что всего на нескольких листах выплескивается самая важная информация о герое. Сюжет всегда содержит некий важный шаг, фундаментальный сдвиг в судьбе или характере, при котором внутренний мир героя претерпевает огромную трансформацию. И после этих перемен меняется вся жизнь.

Я словно попала на страницы такого рассказа. Моя жизнь изменилась, и обратного пути не было. Я знала это так же наверняка, как то, что мои руки стынут от холода, а кожа постепенно теряет чувствительность.

Возможно, эти перемены были неизбежны. Или так сложились обстоятельства? Какая разница? Жизнь словно завершила некий виток и теперь стремилась к новому повороту, завораживающему, опасному. Я увидела это в глазах мужа, пустых и равнодушных, в лице сына, потерянном, жалобном. Как ни пыталась я противостоять судьбе, все было тщетно. Она беспощадно вела меня на мой личный эшафот, и то, что на моей голове болтался плотный мешок, мешающий видеть, не означало, что петли не существует.

Я осторожно вынула руки из морозилки и закрыла дверцу. Повернув кран, пустила горячую воду и подставила под нее красные ладони. Кожу словно полили расплавленным маслом. Было адски больно, но эта боль оказалась легче, чем муки сердца.

Фергус вернулся домой без четверти двенадцать. Я убивала время тем, что щелкала каналами. Пятьдесят семь каналов — и совершенно нечего посмотреть! Вы никогда не сталкивались с подобными насмешками судьбы? Куда ни переключи — везде дурацкие юмористические программы для людей с интеллектом ниже плинтуса, фильмы восьмидесятых, надоевшие уже в начале девяностых, детективные сериалы и репортеры, с серьезными лицами вещающие о высосанных из пальца проблемах. Звук телевизора был почти выключен, верхний свет я не зажигала и напряженно ждала хлопка входной двери.

Он вошел в гостиную, вздыхая, позевывая и театрально потирая глаза.

— Боже ты мой, ты все еще не спишь? — воскликнул муж изумленно. — Чего сидишь в темноте? Я едва не подскочил от неожиданности. Почему ты не ложишься? — Фергус зажег верхний свет.

— Как раз собиралась. — Я широко раздвинула губы в улыбке. — Как дела на студии?

— Обсудим утром. Ты не представляешь, Мэдлин, какой бедлам там творится! Народ едва не забастовку хочет организовывать.

— Ты поел? Хочешь, сделаю сандвич?

— Не волнуйся, я не голоден. Перехватил кое-что в студийном баре. — Он снова зевнул, на сей раз шире. — Боже, как я измучен! Думаю, засну раньше, чем голова коснется подушки.

Я сидела молча, выпрямив спину и не глядя, как муж поднимается по лестнице. На экране скакали идиоты с пушками.

Мне было слышно, как Фергус зашел в ванную, быстро обмылся, спустил воду в унитазе и вышел. Звук наполняющегося бачка казался оглушительным.

Подождав еще пять минут, пока Фергус залезет в постель, я выключила телевизор и тоже пошла наверх.

Он лежал очень тихо, отвернувшись от меня, дыхание было ровным. Я нырнула в постель и накрылась одеялом. Я знала, что муж не спит. Годы совместной жизни учат не только находить компромиссы. Успеваешь изучить супруга вдоль и поперек.

Какое-то время я лежала на спине, почему-то думая о Фрэнке О'Конноре и его рассказах. Неотвратимость катастрофы нависла надо мной, словно черное грозовое облако. Я сжала ладони в кулаки, чувствуя, как впиваются в кожу ногти.

Ночь была хмурой, дождливой. Как я уже говорила, наша спальня расположена в мансарде. Я сама выбирала место для постели. Предыдущие хозяева дома использовали нашу нынешнюю спальню в качестве кабинета, но я предпочла поставить напротив косых окон кровать.

— Это так романтично, Фергус! — восхищалась я много лет назад. — Мы будем лежать и смотреть на звезды!

Спальню я оформляла сама. В остальных помещениях Фергус не разорился даже на косметический ремонт, зато со спальней я могла делать все, что пожелаю. Я долго выбирала цвета, пока не остановилась на синем и белом. Синий ковер, белые стены и потолок, синее покрывало.

Кровать у нас огромная, есть где разбежаться. Лежа на ней, действительно можно было видеть звезды и даже луну. Я — ранняя пташка, порой вскакиваю часов в пять-шесть безо всякого будильника. Летом в это время звезд уже не видно, но в сумеречном небе часто мигают огоньки самолетов — аэропорт довольно близко. Здесь они делают вираж, поэтому в наклонные окна огоньки видно довольно долго. Я частенько лежу в полумраке и думаю о том, откуда летят эти самолеты. Может, из Америки в Европу?

Америка. Я всегда мечтала побывать в этой стране! Мне нравилось лежать под одеялом и представлять пассажиров трансатлантических лайнеров. Куда они торопятся? По делам? Летят повидать родственников? Скрываются от ФБР? Боятся ли они перелетов? Знают ли о том, что в багажном отсеке под их ногами может быть гроб с покойником? Я как-то читала, что коммерческие рейсы часто перевозят гробы, максимум один за рейс. Интересно, кому принадлежат эти трупы? И зачем их нужно перевозить?

В ту ночь, когда мы вернулись из Франции, погода сильно испортилась. Когда мы улетали из Дублина, было сухо и прохладно, а теперь лил дождь, небо заволокли сизые тучи. Я лежала в постели и смотрела в окно, но за ним не было ни звезд, ни луны. Только частые капли лупили по стеклу. Я ощущала себя героиней собственной пьесы, видела себя со стороны, могла описать, как выгляжу, и это было так странно.