Последняя девушка. История моего плена и моё сражение с "Исламским государством" - Надия Мурад

Боевики явно хвастались тем, что заняли лучшие здания города, развешивая повсюду свои черно-белые флаги. Местный аэропорт, как и весь район Мосульского университета, некогда одного из лучших учебных заведений Ирака, стали военными базами. Боевики захватили музей Мосула, второй по величине в Ираке, и те экспонаты, которые называли «антиисламскими», разрушили, а другие продали на черном рынке для финансирования своих военных операций. Ведущие командиры заняли даже пятизвездочный отель «Ниневия Оберой», здание с необычными косыми стенами, построенное в 1980-х годах при Саддаме. Говорили, что лучшие номера в нем предназначаются для террористов-смертников.

В 2014 году, с приходом ИГИЛ, Мосул покинули тысячи жителей, и брошенные ими вещи до сих пор лежали вдоль дорог, по которым ехали мы с Хаджи Салманом. Оставленные хозяевами автомобили превратились в обугленные каркасы; из полуразваленных домов с плоскими крышами торчали прутья арматуры; кое-где валялись остатки формы, брошенные иракскими полицейскими в надежде остаться в живых. Консульства, суды, школы, полицейские участки и военные базы – все это перешло под контроль ИГИЛ, и боевики оставляли свои следы повсюду, развешивая флаги, произнося речи из громкоговорителей на мечетях и даже закрашивая лица детей на стенах начальной школы – изображения считались «харам», то есть греховными.

Из местной тюрьмы Бадуш были выпущены заключенные, которым за это приказали присягнуть на верность «Исламскому государству». Присоединившись к террористам, они взрывали христианские, суфийские и шиитские храмы и священные сооружения, среди которых были исторические достопримечательности Ирака. Большая мечеть Мосула в Старом городе все еще стояла, хотя ее изуродовали, после того как Багдади встал на ее кафедре и объявил второй по величине город Ирака столицей «Исламского государства». К 2017 году большая часть города была разрушена.

Наконец мы остановились перед Мосульским судом, большим зданием песочного цвета на западном берегу Тигра, тонкие шпили которого напоминали минареты. Над ним реял большой флаг «Исламского государства». Это здание играло важную роль в планах ИГИЛ по установлению нового порядка в Мосуле – порядка, который теперь опирался не на законы центрального правительства Ирака, а на убеждения фундаменталистов. «Исламское государство» выпустило свои удостоверения личности и ставило свои номера на автомобили. Женщинам предписывалось закрывать лицо все время и выходить на улицы только в сопровождении мужчин. ИГИЛ запретило телевидение, радио и даже курение. Гражданские, не присоединившиеся к террористической группе, должны были выплачивать штраф, если они хотели покинуть Мосул, и им разрешалось пребывать за пределами города только ограниченное время. Если они отсутствовали слишком долго, их родственников могли наказать, а их дом и имущество – конфисковать за то, что они «покинули халифат». В этом суде проводились многие судебные процессы.

Внутри здания большая толпа ожидала судей и служащих. Перед одним кабинетом выстроилась длинная очередь боевиков с одетыми в черное женщинами – как я предположила, такими же «сабайя», как я. Нас заставляли перейти в ислам, и факт обращения фиксировался в книгах. Потом судья объявлял нас собственностью приведшего мужчины. Это было официальное разрешение на насилие, которое Хаджи Салман называл «браком».

Увидев Хаджи Салмана, боевики пропустили нас вперед. Прислушиваясь к разговорам, я узнала о том, что мой хозяин делал в «Исламском государстве». Хаджи Салман был судьей и решал, нужно ли казнить обвиняемого, чья вина была признана.

Внутри кабинета за длинным письменным столом сидел седобородый судья, позади которого в струях воздуха от кондиционера колыхался флаг «Исламского государства». Еще два флага украшали его погоны. Я мысленно обратилась к Богу с просьбой простить меня за то, что сейчас произойдет. «Я всегда буду верить в тебя и всегда останусь езидкой», – молилась я.

Судья Хасайн строго приказал мне приподнять никаб. Я показала ему свое лицо.

– Ты знаешь шахаду? – спросил он.

Я ответила, что знаю. Все знали простое мусульманское высказывание, доказывающее приверженность исламу, которое мусульмане повторяют во время молитвы. Когда я закончила, лицо судьи Хасайна просветлело.

– Благослови тебя Бог, – сказал он. – Ты поступила правильно.

Потом он взял со стола фотоаппарат и сфотографировал мое открытое лицо. Повернувшись к Хаджи Салману, он сказал:

– Теперь она твоя сабия. Поступай с ней как хочешь.

Закончив церемонию, мы вышли из суда.

Такими «браками» ИГИЛ постепенно уничтожало езидских девушек. Сначала нас выгоняли из домов и убивали наших мужчин. Потом нас разлучали с матерями и сестрами. Повсюду и при любом случае нам напоминали, что мы всего лишь собственность, которую можно хватать за что угодно и над которой можно надругаться любым способом, подобно тому как Абу Батат сжимал мою грудь и тушил сигареты о мое тело. Все это насилие вело к уничтожению нашей души.

Хуже всего было осознавать, что нас лишают нашей веры. Выйдя из суда, я почувствовала себя еще более опустошенной. Кто я, если не езидка? Я надеялась, что Бог простит меня за то, что я произнесла шахаду неискренно. Если ИГИЛ заберет мое тело, то хотя бы пусть моя душа после смерти останется с Богом и Тауси Малаком.

– Фотография нужна для удостоверения личности? – спросила я.

– Нет. Чтобы следить за тобой и знать, с кем ты находишься, – ответил он, крепче сжимая мою руку. – Если попробуешь сбежать – не советую этого делать, но если все-таки попытаешься, – они распечатают сотни копий этой фотографии с моим именем и моим номером телефона и развесят их по всем блокпостам. Тебя обязательно вернут мне.

Я нисколько не сомневалась в его словах.

7

Из суда мы поехали в другой дом, где со своей семьей жил охранник Мортеджа. По сравнению с резиденцией Хаджи Салмана это было довольно скромное жилище, одноэтажное, но все равно больше того, в котором я выросла. Подумав, что теперь, после моего обращения, Хаджи Салман, возможно, сжалится надо мной, я попросила:

– Пожалуйста, позвольте мне увидеться с Катрин, Нисрин и Роджиан. Я хочу просто убедиться, что с ними все в порядке.

К моему удивлению, он сказал, что попробует организовать нашу встречу.

– Я знаю, где они. Я позвоню. Может, ты ненадолго и встретишься с ними, но сейчас нам нужно подождать здесь.

Мы прошли через кухню, где нас приветствовала грузная пожилая женщина, мать Мортеджи.

– Надия была неверной, но обратилась, – объяснил Мортеджа, и женщина подняла руки, восторженно поздравляя Хаджи Салмана.