Холодная луна - Джеффри Дивер

Они сразу прошли в глубь магазина, откуда на них из-за прилавка пристально смотрел коренастый лысеющий мужчина. Перед ним лежал извлеченный из корпуса часовой механизм, над которым он трудился.

— День добрый, — произнес Селлитто.

Мужчина кивнул в ответ:

— Привет.

— Я детектив Селлитто из департамента полиции, а это агент Дэнс. — Селлитто показал свое удостоверение. — Вы Виктор Халлерштайн?

— Да. — Мужчина снял очки с дополнительным увеличительным стеклом на одной линзе и взглянул на значок Селлитто, улыбнулся губами, но не глазами и пожал руки обоим визитерам.

— Вы владелец магазина? — спросила Кэтрин.

— Да, владелец. И шеф-повар, и посудомойка. Магазин принадлежит мне уже десять лет. Все время здесь. Почти одиннадцать лет.

Бессмысленная информация. Часто признак лжи. А возможно, просто свидетельство того, что он чувствует себя крайне неуютно из-за визита двух полицейских. Одно из главных правил кинезики: отдельно взятый жест или другой элемент поведения практически ничего не значит. Изолированную реакцию никогда нельзя правильно истолковать, она приобретает смысл только в сочетании. К примеру, такое поведенческое проявление, как скрещенные руки, можно интерпретировать только в связи с особенностями взгляда, движения кистей, интонации, содержания сказанного, характером выбора слов.

И действительное значение для следствия имеет только систематически повторяющиеся реакции на соответствующие раздражители.

Кинезический анализ, говорила в своих лекциях Кэтрин Дэнс, направлен на расшифровку хорошо продуманной игры.

— Чем я могу быть вам полезен? Полиция, говорите? Еще одно ограбление в округе?

Селлитто бросил взгляд на Кэтрин. Она ничего не ответила, просто усмехнулась и огляделась по сторонам.

— Никогда в жизни не видела столько часов.

— Я уже довольно давно продаю их.

— И что, их все можно купить?

— Ну, если вы сделаете мне предложение, от которого я не смогу отказаться… — Смех. — А если серьезно, некоторые из них я, конечно же, не продам. Но большинство к вашим услугам. Ведь это магазин, не так ли?

— А вот те просто замечательные.

Халлерштайн взглянул на часы, которые имела в виду Кэтрин. Стиль ар-нуво, в золотом корпусе, с очень простым циферблатом.

— «Сет Томас», изготовлены в тысяча девятьсот пятом году. Стильные, надежные.

— Дорогие?

— Триста. Они позолоченные. Массовая продукция… А вам нужно что-то по-настоящему дорогое? — Он указал на часы в керамическом корпусе, расписанные не просто цветочками, но и всеми оттенками розового, голубого и лилового. Кэтрин не видела ничего более вызывающе вульгарного. — В пять раз дороже.

— А…

— Понимаю, понимаю. Но в мире коллекционеров то, что непосвященный воспринимает как пошлость, знаток ценит как истинное произведение искусства. — Он улыбнулся. Настороженность и озабоченность сохранялись, однако Халлерштайн уже заметно расслабился.

Кэтрин нахмурилась:

— А как же в полдень? Вам что, приходится затыкать уши?

Халлерштайн рассмеялся:

— У большинства часов бой очень легко отключается. Вот только кукушки меня действительно сводят с ума. Фигурально выражаясь, конечно.

Кэтрин задала еще несколько вопросов по поводу его работы, собирая информацию о характерных жестах, взглядах, интонациях, словах для установления базовых особенностей его поведения.

Наконец, сохраняя обычный тон беседы, она спросила:

— Сэр, нам бы хотелось знать, не покупал ли кто-нибудь в последнее время двое часов, похожих на эти? — И она продемонстрировала ему фотографию часов фирмы «Арнольд продактс», оставленных на месте преступления. Кэтрин внимательно разглядывала его, пока он рассматривал фотографию. Лицо Халлерштайна оставалось абсолютно невозмутимым. Она пришла к выводу, что он слишком долго разглядывает снимок — знак того, что его мучают какие-то сомнения.

— Что-то не припоминаю. Я продаю массу часов, уж поверьте.

Неверная память — признак стресса в фазе отрицания у человека, склонного ко лжи, как ранее в случае с Ари Коббом. Халлерштайн вновь окинул внимательным взглядом фотографию, словно изо всех сил пытаясь оказаться полезным своим гостям. Затем, слегка повернувшись к Кэтрин, наклонив голову и повысив голос, произнес:

— Нет, в самом деле не припомню. Извините, ничем не могу помочь.

Кэтрин почуяла ложь. В случае Халлерштайна это было нейтральное выражение лица, которое отличалось от характерной для него мимики. Скорее всего, он узнал часы. Но почему он лжет? Потому ли, что просто не хочет связываться, или потому, что ему известно, что он продал часы вероятному преступнику, или потому, что сам причастен к убийствам?

Определяя личностный тип своего первого здешнего несговорчивого свидетеля Ари Кобба, Кэтрин отнесла его к экстравертам. Халлерштайн явно принадлежал к противоположному типу — был интровертом, то есть принимал решения на основе интуиции и эмоций. Она сделала такой вывод, так как сразу же отметила его страсть к часам и факт, что успех его бизнеса более чем средний (он скорее будет продавать то, что ему нравится, чем сбывать массовую продукцию и иметь на этом хороший доход).

Чтобы добиться правды от интроверта, необходимо установить с ним личную связь. Он должен чувствовать себя в безопасности. Решительное наступление на него, подобное тому, какое Кэтрин предприняла на Кобба, сразу заставило бы Халлерштайна замкнуться.

Кэтрин покачала головой:

— А вы ведь были нашей последней надеждой. — Она вздохнула, бросила взгляд на Селлитто, который, к счастью, сумел без особого труда изобразить разочарованного добродушного полисмена, скорчившего мрачную гримасу и тоже сокрушенно покачивающего головой.

— Надеждой? — переспросил Халлерштайн.

— Человек, приобретший эти часы, совершил очень серьезное преступление. У нас была единственная нить.

На лице Халлерштайна появилось выражение искренней озабоченности, но Кэтрин Дэнс в своей практике встречала множество прекрасных актеров. Она положила фотографию обратно в сумочку.

— Часы, которые вы видели, нашли рядом с его жертвами.

Взгляд продавца застыл на мгновение. Он явно был сильно потрясен.

— Убийство?

— Да. Прошлой ночью были убиты два человека. Рядом с их телами были оставлены двое часов. Возможно, в качестве некоего послания. Пока мы не уверены. — Кэтрин нахмурилась. — Все очень непонятно. Если бы я хотела кого-то убить и оставить какой-то знак, я бы не стала прятать его на расстоянии тридцати футов от жертвы. Я бы оставила его гораздо ближе и на открытом месте. Короче говоря, мы просто ничего не знаем.

Кэтрин внимательно следила за его реакцией. На ее хорошо продуманное признание в собственной беспомощности Халлерштайн отреагировал так же, как и любой другой не знакомый с ситуацией человек, — просто сочувственно покачал головой. Будь он убийцей, он скорее всего выдал бы «реакцию узнавания», главным образом концентрирующуюся в зоне вокруг глаз и носа, делая вид, что ее слова не совпадают с тем, что ему известно. Он бы подумал: я ведь оставил их рядом с телом. Зачем кому-то пришло в голову их передвигать? А эта мысль неизбежно сопровождалась бы весьма специфическими жестами и движениями.