Эхнатон, живущий в правде - Нагиб Махфуз

Мне хотелось подольше поговорить с ним и оттянуть момент, когда он ляжет рядом.

— Я хочу быть первой, кто споет гимн в Его храме.

— Это я тебе обещаю, — прошептал он и поцеловал меня. — Ты родишь мне наследника трона. — Внезапно все высокие чувства, которые я испытывала, испарились. Я был разочарована. Остались только молчаливые досада и раздражение.

Мы продолжали вместе идти по жизненному пути — как супруги и единоверцы одновременно. Под его руководством я все глубже погружалась в вопросы религии. Его дух окружал меня, наполнял светом, и я надеялась, что вскоре Бог заговорит со мной так же, как заговорил с ним. Что же касается моего тела, то оно молча корчилось каждый раз, когда он ложился рядом. Его семя зрело во мне. Я побледнела и плохо себя чувствовала; казалось, ребенок, живший внутри, издевался над моим стройным, прекрасным телом. Эхнатон жил в правде. Он презирал ложь и притворство. Я гадала, что отвечу, если он спросит: «Ты любишь меня, Нефертити?» Солгать ему мне не хватило бы духу. Я пыталась подготовиться. «Любовь придет со временем», — сказала бы я. Попросила бы у него прощения и объяснила, что он сам научил меня любить правду. Задай Эхнатон этот вопрос до свадьбы, вряд ли я стала бы царицей. Но он его не задал.

Однажды меня вызвала царица Тийя. Когда я пришла, она внимательно осмотрела меня и начала:

— Тебе следует заняться своим здоровьем. Ты носишь в себе драгоценную жизнь, которая скоро станет частью истории нашей страны.

— Помолитесь за меня, государыня.

— Тебе предстоит долгая жизнь, — уверенно ответила она. — Не давай страху воли над собой.

— Есть вещи, неподвластные людям, — сказала я.

— Царица больше, чем человек. — Она тяжело вздохнула.

Тийя заставила меня сдаться. Мой отец всегда называл ее могучей женщиной. Мой муж любил ее без памяти, а она относилась к нему как к своей собственности. Даже после свадьбы я чувствовала тяжесть ее оков.

Новость о Единственном Боге дошла до жрецов, и борьба началась. Только тогда я поняла, какая сила таится в тщедушном теле моего мужа. Я ощущала мощь его духа, смелости и решительности.

— Я ни за что не отступлю. Легче сдвинуть с места каменные пирамиды, — однажды сказал он мне.

— Я всегда буду с тобой, — ответила я.

— Господь не оставит нас! — воскликнул он.

Его не могла переубедить даже мать. Как-то Тийя вызвала меня к себе в кабинет. Войдя туда, я поняла, что. возможно, настал самый важный день в моей жизни.

— Беременность не отвлекла тебя от дел, которые происходят в Фивах? — спросила она.

— Дела Фив — мои дела. — Я приготовилась к битве.

— Твои добрые слова не оказали влияния на мужа? — спросила она.

— Слова его Бога могущественнее моих.

— Похоже, ты не слишком расстроена.

— Государыня, я верю в то, что он говорит. — Наконец мои запястья освободились. Этой фразой я дала ей знать, что любовь к моему Богу сильнее моей любви к престолу.

Тийя вспыхнула.

— Ты действительно веришь в Единственного Создателя?

— Да, государыня.

— И отвергаешь богов Египта?

— Бог один. Равных у него нет, — ответила я.

— Ты не считаешь, что другие люди имеют право почитать собственных богов?

— Мой Бог ни для кого не представляет угрозы.

— Но однажды твой муж станет царем, и ему придется служить всем богам.

— Мы служим только Единственному и Единосущему.

— Ваше упрямство будет иметь самые тяжелые последствия! — воскликнула она.

— Господь нас не оставит. Никогда.

— Ты поклялась мне в преданности до гроба, — с горечью напомнила царица.

— Вы — моя государыня. Но Господь превыше всех.

Я вернулась к себе с тяжелым сердцем и заплаканными глазами, не зная, какая судьба меня ждет. И все же на душе у меня полегчало. Вскоре царевич получил приказ отправиться в поездку по империи. Я поняла, что Тийя начала свою месть. Она оставляла меня без мужа накануне родов. Когда Эхнатон уехал, я испытала новое для себя чувство. Свет жизни померк; даже солнце потемнело. Меня душил страх. Ничто не могло возместить мне отсутствие мужа, даже постоянная близость Тей. Я погрузилась в скорбь и каждую минуту тосковала по царевичу. Неужели он так много значил в моей жизни? Я поняла, что без него мне счастья нет. Именно тогда до меня дошло, что я люблю его не только как духовного спутника, но как мужа и любовника. По моему лицу струились горькие слезы. Я каялась в своей слепоте и невежестве и мечтала, чтобы он поскорее вернулся и позволил мне упасть к его ногам.

Роды у нас с царицей Тийей состоялись одновременно. Я родила Меритатон, а она — двойню, Семнехкара и Тутанхамона[43]. Когда я узнала, что родила девочку, меня охватила скорбь. В гареме шептались, что это проклятие жрецов Амона. Они говорили, что я никогда не смогу родить сына.

Примерно тогда же фараон Аменхотеп III женился на Тадухипе, дочери Тушратты, царя Митанни, чтобы скрепить узы дружбы между двумя странами.

Тадухипа славилась своей красотой. Она въехала в Фивы во главе величественной процессии, состоявшей из трехсот рабов. Тей пыталась развлечь меня рассказами о новой царевне, поселившейся во дворце. Говорила о ее богатстве и красоте, но в конце неизменно добавляла, что, конечно, ни одно солнце не сияет ярче моего. Царь Аменхотеп III обожал новую жену Тадухипу, которая годилась ему во внучки. Но долго наслаждаться своим новообретенным счастьем ему было не суждено.

Пришла весть о том, что наследник престола насаждает в номах свою религию. Меня вызвали к царю и царице. Я не ожидала увидеть царя таким слабым и изможденным; казалось, он изнурил себя мирскими удовольствиями.

— Он сошел с ума! — гневно воскликнул фараон.

— Мы можем послать в номы армию, чтобы исправить причиненный им вред, — сказала Тийя.

— Он потерял право на трон. Что бы мы ни сделали, это ему не поможет.

— Возможно, он победит. Возможно, они прислушаются к его словам, — после небольшой заминки сказала я.

— Ты дура, Нефертити! — крикнул царь — Такая же, как твой муж!

— Ты могла попытаться привести его в чувство, — добавила Тийя. — А вместо этого присоединилась к его блажи.

— Как я могу добиться того, чего не добились вы, ваше величество? — парировала я, пытаясь справиться с гневом.

— Ты его не отговаривала, а поддерживала, — укорила меня царица.

— Когда царевич вернется, — махнув рукой, прервал нас Аменхотеп, — я заставлю его сделать выбор между троном и его религией.