Короткие истории - Леонид Хлямин

обладаю: «Волгоградская правда», датируемая 28-м декабря 1986 годом.

3.

Дедушка с отцом как-то пошли пить пиво. Оно тогда продавалось в зеленых крашеных железных будках на улицах. Будки эти – отдаленное подобие нынешних ларьков. Они подошли, спросили, – но оттуда, из будки, не ответили. Дедушка спросил еще раз. То же самое. Опять. Ноль ответа. Тогда он взял, ухватился снизу за железку, и перевернул ее вместе с торгашами внутри. И ничего ему за это не было.

Другой раз он познакомился с актером Алексеем Смирновым, тем самым, который играл Федю в известном фильме Гайдая. Они, съемочная группа, актеры, прилетели в Волгоград, снимать какой-то эпизод. И актер Смирнов стоял на улице и пил пиво. Борис Порфирьевич подошел к нему, и они разговорились. Дедушка поведал ему и о своей жизни на сцене в конце 40-х годов.

Дедушку я, безусловно, помню. Но плохо. Моментами. Он умер в 1988 году, в конце декабря. Вот несколько моментов, эпизодов.

Первый. На Горном. В их с бабушкой квартире, по улице Ополченской. «Играем в хоккей». Дедушка на воротах, с клюшкой, я, маленький с каким-то мячом и тоже детской клюшкой.

– Вратарь волнуется, волнуется! – говорит Борис Порфирьевич, – и показывает то, как он, вратарь волнуется, защищая импровизированные ворота, – руки на коленях. Ноги полусогнуты. Мы обожали играть в хоккей. Мне рассказывали все, как он меня очень любил.

Эпизод два. Он в комнате лежит, накрыт одеялом атласным. Наверное, уже болеет. Рядом бабушка с ним. Я зашел в комнату.

Эпизод три. В больнице. Там же, на Горном поселке. Зима. Мы пришли в больницу. Родственники. Тетя Люда. Мои родители, бабушка.

– Хочешь к дедушке? – спрашивают. – Да, хочу. Захожу вместе с мамой, кажется, к нему в палату. Он меня обнимал.

Под новый год, когда я буду с мандарином в руках фотографироваться возле елки, в белых гольфах, мне скажут: «Ленечка, дедушка твой умер». – Я вряд ли буду понимать это. Елка была огромная, во всю комнату. Под потолком ее венчала красная звезда. В этом был действительно, какой-то траур, – в этой ярко-красной звезде.

Были и другие эпизоды. Они совсем, – слишком обрывочны. Хотя до сих пор бывает, что-то вдруг пронесется в голове какое-то воспоминание; достанет память моя какой-то кусок энергии, – вот например фотографии, где дедушка с дядей Леней (тем самым, своим сыном и моим дядькой, тезкой) стоят возле дерева – оба худые и стройные. То ли видел я это сам, то ли так фотография запомнилась – сейчас уже я не скажу точно. Наверное, нет, вживую не видел; фотография все-таки это.

У бабушки моей хранились фотографии их совместной жизни. Она мне их часто показывала. Сейчас они лежат у меня дома. На дне коробки всегда находились большие дедушкины «негативы» и снимки в цвете. Я, все задавался вопросом сам себе: вот так вот лежат фотографии, а на самом дне – дедушка под их толщей лет. Значит, он так и на кладбище сейчас лежит?! А над ним толща земли, и возможно, других черно-белых фотографий. Я говорил бабушке, что когда вырасту, обязательно придумаю, как его оживить, как его достать из земли. В детстве представление о смерти совсем-совсем иное. Будто бы и нет ее. Она, смерть – в другом измерении, в твоем сознании ее просто нет. Это представление еще не сформировалось. Представление о ней складывается в причудливую форму, в форму отсутствия.

Смерть дедушки была для меня, ребенка, началом времен «моего тысячелетия», и являлась прототипом истории какого-нибудь, чуть ли не Древнего Рима.

«Давно ли он умер?» – спрашивал я потом. – «Нет, не сказать… недавно, – три года назад» – «А три года назад это давно или нет? Это значит, сколько прошло?» – «Значит, три года» – «А три года это как примерно, что? – все допытывался я».

Взрослые, мама и бабушка, не всегда, наверное, знали, что на это ответить. Их разум работал уже «правильно», по-другому, в отличие от моего. Я это все вдруг понял этим летом, когда, играя на даче с Вероникой, дочерью Нади, трех с половиной лет от роду, не смог ответить ребенку на простые вопросы ее мироздания и мировидения. Значит, постарел, – вступил в следующий этап своего пути из пункта «Жизнь» в пункт «Смерть».

И еще. Про дедушку всегда говорили, что он не рвался в лидеры, никогда не шел по головам, работать любил один, и делал это добросовестно. Членом партии не был, в иных организациях тоже не состоял. Коллеги его уважали. В компаниях всегда был в центре внимания. Знал культуру пития, – никогда не напивался, но любил выпить. Курить бросил задолго до смерти. Был отзывчивым, веселым. Честным. Деньги тратить любил. На подарки жене и детям. Все другим – и ничего себе.

Сейчас их уже нет, ни такого как дедушка, ни других, таких как он. В лучшем случае, люди, родившиеся в 20-е, это нынче глубокие старики, увы, уже ни на что не способные. Не они определяют сейчас тон времени. А если бы определяли, омолоди или воскреси их, мне кажется, мы бы, современники наших дней им не понравились, они бы нас попросту не поняли.

(90-е)

Наткнулся в интернете на очень интересное и ценное, как мне показалось, наблюдение; ну, знаете, всякие рассуждения пишут в таких прямоугольниках в виде риторических вопросов, и вешают где-нибудь во всевозможных группах по интересам и размещают на страницах. Суть его, рассуждения, высказывания такова: «Когда говорят фразу: «десять лет назад», – я себе представляю 90-е, но никак не 2002 год». А мой знакомый добавил: «Когда говорят пятнадцать лет назад, – то я себе представляю не 1997 год, а какой-то еще более поздний». Я подумал, – а ведь так и есть. Я согласился. И я тоже себе представляю не начало нулевых двадцать первого столетия, когда речь идет о фразе «десять лет назад», а гораздо более поздний отрезок времени.

Эта смена времен почти незаметна. Во все эпохи так и было. Когда заканчивался, скажем, век пятнадцатый, никто не выходил на площадь посреди города и не провозглашал: «Товарищи, пятнадцатый век закончился, именем короля, объявляю начало века шестнадцатого! Можете расходиться!» Всегда о предыдущих временах высказывали свои суждения последующие поколения, условно разделяя былое на века эпохи и десятилетия.

Вот уже выросли те, кто родился в середине и даже во второй половине 90-х. Этим людям сейчас около 16-17 лет. Это вполне взрослые люди. Их «подростковость» и юность пришлась и придется на вторую половину нулевых, так как первая половина нулевых завершилась в 2010 году.