Последняя из дома Романовых - Эдвард Радзинский

Граф еще походил по зале. Дальше начиналось самое сложное... Он писал, рвал бумагу и опять писал.

«...Она ж ко мне казалась благосклонною, для чего и я старался казаться перед нею весьма страстен. Наконец уверил я ее, что с охотою женился б на ней, чему она, обольстясь, поверила. Признаюсь, что оное исполнил бы, чтоб только достичь того, чтоб волю Вашего величества исполнить. Я почитаю за обязанность все Вам донести, как перед Богом. И мыслей моих не таить... А она уж из Пизы расписала во многие места страны о моей к ней преданности. И я принужден был ее подарить своим портретом, каковой она при себе и имеет, и если захотят в России ко мне не доброхотствовать, то могут придраться к сему, коли захотят. При сем прилагаю полученное мною от нее письмо уже из-под аресту, а она и по се время верит, что не я ее арестовывал. Тож у нее есть письмо моей руки на немецком языке, только без подписывания моего имени: что-де постараюсь уйти из-под караула и спасти ее... Прошу не взыскать, что я вчерне мое донесение к Вашему императорскому величеству посылаю. Ибо опасаюсь, чтобы враги не проведали и не захватили курьера моего с бумагами. Посему двух курьеров посылаю. И обоим письма черновые к Вашему величеству вручу...»

Он опустил голову на руки и долго молча сидел, потом встал и подошел к зеркалу. На каминной доске стоял тот самый шандал с экраном, на котором была изображена принцесса. Рядом с шандалом – высокий бронзовый канделябр.

– Холоп. – Он подмигнул себе в зеркало. И расхохотался. Потом поднял канделябр и швырнул в зеркало – в свое отражение.

В ту ночь во дворце слуги не спали. Они попрятались в дальних покоях и со страхом слушали, как буйствовал граф до утра в своем кабинете.

ФРАНЦИСКА ФОН МЕШТЕДЕ: ПРИЗРАК СВОБОДЫ

Франциска фон Мештеде сидела у занавешенного окна и смотрела, как принцесса в бешенстве разгуливала по каюте.

У принцессы начался приступ кашля. Кашель раздирал ее... Наконец, совладав с кашлем, принцесса уселась за столик Попыталась читать, но отбросила книгу. И вновь заходила по каюте. Франциска с испугом следила за госпожой.

«Она наняла меня в Оберштейне. Она была очень щедрая госпожа, и я с охотою выполняла свои обязанности: одевала ее, раздевала, приносила еду и питье. Но она редко со мной разговаривала. И я удивилась, когда она сама вдруг обратилась ко мне...»

– По-моему, мы стоим на месте? – сказала принцесса.

– Да, госпожа.

– Значит, мы прибыли в порт, это ясно. Постарайся узнать, где мы... Франциска попыталась отворить дверь, но тщетно: с другой стороны

дверь была заперта на засов.

Принцесса вскочила со стула, взяла книгу и швырнула ее в дверь каюты. Она швыряла книгу за книгой и кричала по-французски:

– Где адмирал? Скоты! Свиньи! Позовите адмирала! Дверь каюты распахнулась, и вошел Грейг.

– Чем могу служить?

– Где мы находимся?

– В Плимуте, сударыня.

– Так! Значит, это последняя остановка? Грейг молчал.

– Значит, граф не появится, значит, вы оба дурачили меня? Заберите его проклятые книги! Я ненавижу этого подлого предателя!

Грейг молча выслушивал крики принцессы. Задыхаясь от кашля, она продолжала кричать:

– Почему мне не разрешают выходить на палубу? Если в вас осталась хоть капля человеческого... Дайте мне подышать! Я погибаю от кашля, мне нужен глоток воздуха, сударь™ Или это тоже распоряжение графа?

Грейг вздохнул:

– Клянусь, я вас выпущу на палубу, как только мы выйдем из Плимута, К сожалению, весть о вашем плене каким-то путем достигла Лондона. И множество любопытных на лодках плавают совсем рядом с кораблем. Я хочу, чтобы вы поняли мои побуждения. Я не могу вас выпустить сейчас. Мой совет: не казните себя, сделать все равно ничего нельзя. Читайте. Отдыхайте И надейтесь на судьбу: русская императрица милостива.

Он вышел из каюты. Раздался стук засова.

– Браво! – Глаза принцессы загорелись. – Там друзья мои! Нас не оставили. – И она обратилась к Франциске, молча сидевшей у занавешенного окна: – Все сейчас зависит от тебя Это последняя остановка. Дальше они повезут нас в Россию. Слушай внимательно. Сейчас ты закричишь: *Принцесса умирает». Бей в дверь, вопи, пока не откроют. А потом тащи меня на палубу. Тащи, несмотря ни на что. Вытащишь, кричи, чтоб бежали за лека рем. Сделаешь все точно – будем свободны. Учти, Франциска, твоя свобода, моя свобода сейчас зависят от тебя. Ты все поняла?

– Я все поняла, госпожа! – Франциска вскочила со стула и бросилась к двери.

Как только принцесса улеглась на полу и закрыла глаза, Франциска начала безостановочно стучать в дверь и кричать:

– Умирает! Умирает! – Кричала она по-французски и по-немецки. И кулаками била в дверь.

Наконец дверь раскрылась, и испуганное лицо матроса возникло в проеме.

– Умирает! – кричала Франциска и тащила принцессу за руки на палубу.

– Не положено, – отбивался испуганный матросик.

Но вид лежащей замертво женщины произвел впечатление. Он помог Франциске вытащить принцессу на палубу.

– За лекарем беги, за лекарем, – кричала Франциска по-немецки, пытаясь объяснить знаками матросу, что делать. Матрос понял и уже хотел бежать. Но принцесса не выдержала. Она вскочила и бросилась к борту.

Она была уже у борта, она видела лодки на воде, размахивающих руками людей в лодках, когда верткий матросик настиг ее у борта.

– Не положено, барыня, – умоляюще просил он, держа принцессу. – Не положено, барыня...

Люди в лодках что-то кричали.

В каюте она упала на кровать и зарыдала впервые по-настоящему – страшно и беспомощно.

Корабли уходили из Плимута.

ТЮРЬМА В ГАЛАНТНОМ ВЕКЕ

В наше время, мой друг, в тюрьме встречаются и очень приличные люди.

Бюси де Рабутен. Письма

Весной 1775 года императрица находилась во дворце в Коломенском. Шла подготовка к великим торжествам по случаю празднования Кючук-Кай-нарджийского мира с Турцией.

В кабинете императрицы Рибас и Христенек увидели идиллическую картину: Екатерина кормила сухарями и сладостями семейство левреток. На столе лежал том ее любимого Вольтера. В распахнутое окно было видно, как по реке медленно плывет лодка. Звонили колокола»

Рибас и Христенек с умилением лицезрели кормление собачек

– Вы тоже принимали участие в поимке самозванки, господин Рибас? – продолжая кормить левреток, спросила Екатерина.

– Самое незначительное, Ваше величество. Все совершил господин Христенек, как о сем справедливо написал Его сиятельство.

Наконец прожорливые маленькие собачки насытились, и императрица углубилась в письмо Орлова.