Возрожденная любовь - Мари Клармон

Ему просто нужно позволить ирландцу лупить его по лицу еще пару раундов. Еще один раунд, и тогда он сможет перевернуть ситуацию.

Доэрти задрал подбородок и сплюнул на грязный пол. Боксер поднял свои огромные кулаки и двинулся вправо.

Пауэрз наклонился и зеркально повторил его движения. Он ждал. Он отчаянно желал физической боли, потому что боль внутри была такой невыносимой, что он боялся впасть в буйство и не остановиться.

Доэрти приблизился и сделал хук правой. Пауэрз не отстранился и в тот момент, когда каменный кулак соприкоснулся с его скулой, и комната вокруг померкла. Все исчезло, и он не чувствовал абсолютно ничего, кроме слабой вибрации собственной плоти.

Тьма перед глазами была такой соблазнительной, что он подумывал принять еще один удар, только чтобы иметь возможность забыть. Может быть, навсегда, если Доэрти ударит достаточно сильно и в нужное место. Но Джеймс не может поступить так с Маргарет. Он не может оставить свою смерть на ее совести. Но он также хотел, чтобы она поняла, как нужна ему. Она, а не солнце, парки и дети.

Виконт подавил внезапно подступившую тошноту, поднял подбородок и встретился взглядом с Доэрти.

– Давай же, ирландский ублюдок, двинь мне, как настоящий мужик.

Доэрти зарычал и бросился вперед, выставив кулаки. Пауэрз принял шквал, едва прижимая локти, чтобы защитить внутренности. Удар шел за ударом, накрывая его нутро, он едва мог дышать. Для полного удовольствия Доэрти схватил противника в замок и впечатал апперкот прямо ему в рот.

Губы Пауэрза оказались рассечены, словно на него напал цирюльник с бритвой, кровь заполнила рот. Джеймс несколько раз моргнул, пол потемнел, и зал вокруг начал всплывать, растворяться.

Рефери закричал, его большое тело вклинилось между ним и Доэрти.

– Брек, джентльмены. Брек. По своим углам.

Пауэрз отступил и выплюнул струю крови.

Она попала в толпу, и вокруг прогремел рев одобрения. Всеобщая кровожадность, чудесная и ужасная, захлестнула его. Эта толпа будет глумиться, кричать и подбадривать, даже если его разорвут на куски у них на глазах.

Как Маргарет может не верить, когда человечество столь отвратительно?

Он бросил на нее быстрый взгляд. Ее бледное лицо стало белым. Джеймс ожидал увидеть в ее глазах ярость, но вместо этого в них была страстная мольба. Она умоляла, чтобы он перестал наказывать себя.

Но Стенхоуп не может, и она должна это понять.

Виконт распрямил плечи и смерил ее твердым взглядом, полным желания и обещающим выплеснуть всю свою страсть на нее, если она ему только позволит.

Глаза Мэгги стали огромными, она явно поняла, что он хочет сказать.

В этот момент рука хлопнула его по спине, сообщая, что пора возвращаться на линию.

Джеймс сделал глубокий ровный вдох и встретил взгляд Доэрти. Холодная ухмылка жестокого обещания изогнула его губы.

Доэрти медлил. Это было именно то, что нужно Пауэрзу. Он нацелил кулак прямо в переносицу Доэрти, замахнулся и вложил всю свою ярость и страдания в этот удар.

Голова Доэрти дернулась, фонтан крови взметнулся в воздух. Пауэрз прыгнул вперед, сильно пригнулся и впечатал кулак оппоненту в почку. Доэрти пьяно пошатнулся.

Джеймс мечтал о том, чтобы Маргарет не видела этой жестокости, неистово желал не останавливаться и продолжать этот танец боли настолько долго, насколько возможно.

Он поднял руку и сделал финальный, суровый удар в челюсть Доэрти. Тот покачнулся и упал на колени. Рефери нагнулся и выкрикивал счет в лицо ирландцу. Толпа ревела.

Седовласый человек с перебитым в предыдущем бою носом схватил Доэрти и попытался поднять его на ноги. Но Доэрти свалился на пол, кровь лилась у него изо рта прямо на грязную землю.

Рефери схватил руку Пауэрза и поднял высоко в воздух. Вокруг раздались громкие вопли одобрения.

Взгляд Джеймса блуждал по кровожадным лицам в поисках единственного, которое имело значение. Маргарет стояла не двигаясь, ее синие глаза были пусты.

Это было последнее, чего виконт мог ожидать. Ярость, шок, может, даже немного восторга – все это он мог предвидеть. Но только не это пустое признание.

Но это было оно. Леди Мэгги наконец поняла то, что он знал с самого начала: он совершенно безнадежен.

После боя в доме что-то изменилось. Маргарет совсем притихла, оживившись, только чтобы заставить Джеймса сменить испачканную одежду на халат. Теперь она стояла и смотрела в окно, словно за парком лежали ответы на все вопросы на свете.

Он подошел к ней; ему не нравилось, что его заботит то, как внезапно она отдалилась.

– Ну что, вы поставили на мне крест?

Мэгги продолжала смотреть в окно.

– Я – ирландка. Сдаваться не в моей натуре.

Пауэрзу вдруг захотелось подразнить ее, возобновить пикировку, которой они с такой легкостью предавались раньше. Возможно, он все это сегодня разрушил.

– Как мне повезло.

Она фыркнула.

– В данный момент у нас с вами есть проблемы посерьезнее, чем ваше желание лишиться мозгов.

Джеймс вздернул брови. С каждым жестом, каждым словом ему было все сложнее прибегать к привычной холодности.

– Неужели?

Маргарет прикусила нижнюю губу и объявила:

– Ваш отец.

В том, что его отец являлся их главной проблемой, не было ничего удивительного. С тех пор как его жена и ребенок погибли, когда были под присмотром его отца, он знал, что старику нельзя доверять.

– Он ублюдок.

Ирландка бросила на него странный взгляд и продолжила:

– Этим утром он высказал сомнения в возможности вашего выздоровления, и я не думаю, что он погнушается запереть вас на каком-нибудь чердаке в деревне. С глаз долой – из сердца вон, так сказать. После вашей сегодняшней выходки я, сказать по правде, буду удивлена, если он не сделает этого до того, как моя помощь успеет оказать хоть какой-то эффект.

У виконта вырвался сухой смешок от обеспокоенности, явно слышимой в ее голосе.

– Этого никогда не случится.

– Не случится?

– Я – единственный наследник отца. – Стенхоуп пожал плечами. Как бы это ни было очевидно, Мэгги по-прежнему нуждалась в объяснении. – Он ни перед чем не остановится, чтобы меня исправить. Он годами пытается это сделать.

– Возможно, он устал пытаться, – ровно сказала она.

Это заставило Джеймса остановиться, и он уставился на нее с некоторой долей сомнений.

Они с отцом никогда ни в чем не могли прийти к согласию: ни по поводу политики, или армии, или как надо управлять поместьем, или как заботиться о Софии после рождения Джейн.