Неестественная смерть - Дороти Ли Сэйерс

отца мисс Агаты, а до него – у его отца. Сама она пришла в большой дом младшей служанкой при кухне, когда ей еще не было пятнадцати. Мисс Харриет, которая потом вышла замуж за мистера Джеймса Уиттакера, было тогда всего три года. А когда рождались другие дети, она уже служила в доме. Мистер Стивен должен был стать наследником… о боже, от него были одни неприятности, они-то и свели в могилу его бедного отца, у которого ничего не осталось. Да, печально все обернулось. Бедный мистер Генри пустился в какие-то спекуляции – миссис Коблинг не знала, в какие именно, но все это было очень неприятно и случилось в Лондоне, где так много злых и нечестных людей, – и в конце концов все потерял и уже не смог снова встать на ноги. Бедный джентльмен умер всего в пятьдесят четыре года; такой замечательный, порядочный был человек, для всех находил доброе слово. Жена ненадолго его пережила, бедная овечка. Она была француженка, очень славная леди, но ей жилось очень одиноко в Англии без родственников, двух ее сестер заживо замуровали, можно сказать, в одном из этих жутких папистских монастырей.

– И что делал мистер Стивен, когда кончились деньги? – спросил Уимзи.

– Он-то? О, он занялся какой-то торговлей – неподходящее дело для джентльмена, хотя я слыхала, будто Барнабас Доусон, дед мистера Генри, был не кем иным, как бакалейщиком; но ведь не зря говорят: что заработано прадедами, будет пущено на ветер правнуками. Для мистера Стивена это было очень тяжело, он ведь привык иметь все самое лучшее. Да еще был помолвлен с хорошенькой леди, к тому же очень богатой наследницей. Но это как раз, может, оказалось и к лучшему: когда она прознала, что у мистера Стивена нет ни гроша, она ему дала от ворот поворот, а значит, не было у нее сердца. Мистер Стивен женился, только когда уже разменял пятый десяток, на женщине, которая вообще не имела никаких родственников – во всяком случае, законных. Однако она была очень добрая и милая и стала мистеру Стивену хорошей женой – просто замечательной. У них родился единственный сын, мистер Джон. Они в нем души не чаяли. Но в один ужасный день они получили известие, что он погиб на войне. Страшная вещь эта война, сэр, не правда ли? Никому от нее никакого прибытку. Только непосильные налоги да цены на все подскочили до небес, и работы стало невпроворот.

– Значит, он был убит? Должно быть, это явилось страшным горем для его родителей.

– Да, сэр, страшным. Вообще все было ужасно, потому что бедный мистер Стивен, у которого всю жизнь и так все не ладилось, совсем сошел с ума и застрелился. И впрямь он должен был окончательно свихнуться, чтобы сотворить такое, но что еще хуже, он и свою дорогую жену застрелил. Вы должны это помнить, сэр, об этом тогда писали в газетах.

– Что-то смутно припоминаю, – без зазрения совести солгал Питер, чтобы не преуменьшать значения местной трагедии. – А молодой Джон, он ведь, как я полагаю, не был женат?

– Нет, сэр. Это тоже печальная история. Он был помолвлен с молодой леди – медсестрой одного из английских военных госпиталей, насколько мы знали, и собирался жениться на ней во время следующего отпуска. В те жуткие годы вообще все шло наперекосяк.

Старушка тяжело вздохнула и промокнула глаза платочком.

– Значит, мистер Стивен был единственным сыном Доусонов?

– Ну, не совсем, сэр. Еще были близняшки. Такие милые детки, но они прожили всего два дня. Они родились через четыре года после мисс Харриет – ну, той, которая вышла за мистера Джеймса Уиттакера.

– Да-да, я помню. И таким образом два семейства породнились.

– Да, сэр. Мисс Агата, мисс Харриет и мисс Клара Уиттакер вместе учились в одной школе, и миссис Уиттакер как-то раз пригласила сестер Доусон приехать к ним вместе с мисс Кларой – погостить во время каникул, вот тогда-то мистер Джеймс и влюбился в мисс Харриет. Она, на мой вкус, была не такой хорошенькой, как мисс Агата, зато жизнерадостнее и бойчее, ну и к тому же мисс Агата вообще не признавала флирта и подобных глупостей. Бывало, говорила мне: «Бетти, я собираюсь стать старой девой, и мисс Клара тоже, и мы будем жить вместе и станем счастливыми без всяких назойливых глупых мужчин». Так оно и вышло, сэр, как вы знаете, потому что у мисс Агаты, даром что она такая тихая, был очень твердый характер. Уж если она что решила, ее не переубедить – ни уговорами, ни угрозами, ни посулами – ничем! Сколько раз я пыталась, когда она была еще ребенком (я тогда помогала иногда в детской, сэр). Она могла или распалиться, или начать дуться, но даже тогда ни за что не меняла своего детского мнения.

Перед мысленным взором Уимзи возникла картинка: беспомощная больная старушка, которая стоит на своем, несмотря на все увещевания поверенного и ухищрения племянницы. Незаурядная по-своему женщина, надо признать.

– Значит, практически весь род Доусонов пресекся, надо понимать? – спросил он.

– О да, сэр. Теперь осталась только мисс Мэри, но она, разумеется, Уиттакер, а не Доусон. Это внучка мисс Харриет, единственный ребенок мистера Чарлза Уиттакера. Она тоже была совсем одна, когда переехала жить к мисс Доусон. Мистер Чарлз с женой разбились в одной из этих жутких машин – Господи, Господи! – как будто нам так было на роду написано: переживать одну трагедию за другой. Кто бы мог подумать, что мы с Беном всех их переживем?

– Не грусти, мать, – сказал Бен, кладя руки ей на плечи. – Господь оказался на удивление милостив к нам.

– Это правда. У нас трое сыновей, сэр, две дочери, четырнадцать внуков и трое правнуков. Хотите взглянуть на их фотографии?

Лорд Питер ответил, что очень хочет, а Паркер только утвердительно что-то буркнул. В течение последовавшего довольно долгого времени перед ними разворачивались подробные истории жизни всех детей и их многочисленных потомков. Как только в рассказе появлялся малейший зазор, Паркер с надеждой шептал на ухо Уимзи: «Спроси: что там насчет кузена Аллилуйи», но прежде чем тот успевал вставить вопрос, следовало продолжение бесконечной семейной саги.

– Ради бога, Чарлз, – свирепо огрызнулся шепотом Питер, когда миссис Коблинг отправилась за шалью, которую внук Уильям прислал ей аж из пролива Дарданеллы, – кончай повторять «Аллилуйя, Аллилуйя», мы не на молельном бдении!

Когда были выражены подобающие восторги по поводу заморской шали, разговор естественным образом перекинулся на дальние края, на туземцев и чернокожих, и тут лорд Питер как бы невзначай