Гибельный день - Эдриан Маккинти

Одним ненастным субботним вечером нас с Рубакой арестовали за управление грузовиком с ящиками виски. Мне-то еще оставалось несколько месяцев до совершеннолетия, поэтому пилеры даже не надели на меня наручники, а вот Рубаку они отмутузили и бросили в фургон. Ему светило пять лет за контрабанду, но, к счастью для него, я пролез в кузов, разбил сотню бутылок, бросил тлеющую сигарету и дал деру.

Пилеры сочли его дебилом и, оставшись практически без вещественных доказательств, повесили на Клонферта обвинение в управлении автомобилем без водительских прав. Он получил шесть месяцев, на свободу вышел через четыре. Я к тому времени был уже в армии, а затем уехал в Америку и с тех пор его не видел. Но кое-какую информацию о нем я слышал по Би-би-си, следил за его карьерой.

Теперь он больше не был Рубакой. Он был членом Законодательного собрания Северной Ирландии, членом городского совета Белфаста и одной из восходящих звезд Независимой республиканской партии. Его даже продвигали как вероятного лидера партии, и на выборах в следующем году он вполне мог стать членом парламента.

Гаррет Клонферт. Бывший Рубака.

Единственный подонок в Белфасте, которого я знал, был все еще жив.

Выбиться в люди ему оказалось непросто, потому что нельзя стать членом Совета НРП, если не вырежешь своих соперников. Для человека со стороны разобраться в болоте многофракционной ирландской политики крайне сложно, даже я иногда путаюсь, но я знал, что НРП — это побочная ветвь Республиканской Шин Фейн, являющейся радикальной фракцией Временной Шин Фейн, которая, в свою очередь, есть не более чем крыло официальной Шин Фейн. Честно говоря, НРП вообще-то довольно-таки гнусная контора. Она объявила принятое в 1997 году ИРА Соглашение о прекращении огня предательством и изменой. С 1998 года боевики военного крыла НРП устроили двенадцать взрывов, до событий одиннадцатого сентября они восхваляли Усаму бен Ладена как борца с колониализмом и за свободу, они были повязаны с баскскими сепаратистами из ЕТА, Организацией освобождения Палестины и итальянскими Красными бригадами. Мне не улыбалось идти просить помощи у своего старого друга Рубаки, но по трезвом размышлении он был моей единственной надеждой.

Быстро просмотрел телефонную книгу. Десять минут ходьбы от «Молт шоп».

Офисы советника Клонферта располагались в новом здании из стекла и стали, расположенном рядом с Ормо-роуд неподалеку от Би-би-си.

Первый этаж целиком был превращен в консультационный центр НРП, обслуживающий ее избирателей. Внутри слонялась парочка здоровяков, искавших работу, а также несколько местных жителей, пришедших сюда пожаловаться на канализацию, плохую уборку мусора и шумных соседей. Изнутри здание было выкрашено красновато-розовой краской. Повсюду расклеены плакаты с улыбающимися детьми всех цветов кожи, которые держатся за руки. На стене напротив входа висела некая пародия на гобелен из Байё,[17]выполненная то ли детьми, то ли взрослыми с умственными отклонениями; на нем были изображены сценки из повседневной жизни в Ирландии. Сценки эти остались неизменными с 1927 года: фермеры-овцеводы, фермеры-молочники, рыбаки. А над этими сценками мифической сельской идиллии красовался вышитый обескураживающий лозунг НРП: «Мир. Власть. Процветание».

Я нашел секретаршу по имени Дорин — так было написано на бедже. Дама средних лет, широкая кость, ядовитое выражение лица и светлый парик в стиле Долли Партон.

— Дорин, я хотел бы поговорить с Гарретом. Я его старый друг. Меня зовут Майкл Форсайт.

— В настоящее время советник Клонферт проводит телефонную конференцию с Брюсселем, — ответила Дорин с ненавидящей улыбкой. — Если вы присядете и подождете, я…

Я не дал ей договорить:

— Дорин, я вовсе не хочу быть назойливым, но это дело чрезвычайной важности. Передайте ему, пожалуйста, что Майкл Форсайт хочет с ним встретиться.

Дорин поглядела в сторону двух телохранителей, сидевших на диване и читавших «Вэнити фэйр» с Кирой Найтли на обложке.

— Послушайте, Дорин, нет никакой нужды привлекать к этому ваших вышибал. Я не какой-нибудь нарушитель спокойствия. Просто вызовите Гаррета, я вас уверяю, он захочет меня выслушать, — тихо произнес я.

Дорин взяла телефонную трубку и отвернулась от меня. Говорила она едва слышно:

— Прошу прощения, советник Клонферт, но к вам посетитель, утверждает, что очень срочно. Он представился Майклом Форсайтом. Я могу сказать Ричарду, чтобы он выпроводил его из… А, хорошо. Хорошо. Я его сейчас же пропущу.

Дорин взглянула на меня более уважительно.

— Мистер Форсайт, сейчас я открою дверь, вы пройдете и постучите в первую дверь слева от вас.

Она нажала какую-то кнопку на столе, и тяжелая бронированная дверь за ее спиной распахнулась. Гаррет позаботился о дополнительном рубеже безопасности: бог знает, кто мог попытаться его убрать. Так как я оказался старым другом Гаррета, она не приказала держимордам меня обыскать. Это могло сыграть мне на руку.

Рядом с кабинетом Гаррета висел плакат, изображающий ирландских детей с одутловатыми лицами, стоящих на Блэкпул-пирс, а внизу надпись: «Голосуйте за Клонферта! Это мост в будущее!» Было б куда лучше, если бы фотограф запечатлел настоящий мост.

Чтобы застать его врасплох, я попытался открыть дверь без стука, но ручка не поддалась.

— Кто там? — выкрикнул он.

— Майкл Форсайт!

— А, это ты. Подожди секунду, я тебе открою.

Дверь зажужжала, и ручка повернулась.

Сидел Гаррет за исполинским дубовым столом в колоссальном кабинете. В огромном окне во всю стену виднелось здание Би-би-си и Белфаст, закрытый тучами.

Обтянутые кожей кресла, кожаный диван. Компьютеры и стереоустановка, транслирующая «Радио-3». На стене — репродукции: гогеновская стайка обнаженных полинезиек и фрагмент картины Климта «Три возраста женщины», изображающий старуху. На одном краю стола — фотография советника Клонферта, почти потерявшегося на фоне сенатора Теда Кеннеди и конгрессмена Питера Кинга на открытии в Нью-Йорке мемориала жертвам голода в Ирландии. На другой стороне стола — фото Гаррета с привлекательной молодой женщиной и маленькой девочкой.

Гаррет вышел из-за стола и протянул мне руку. Со времени нашей последней встречи он поправился, но выглядел хорошо. Старше тридцати, рыжеватые волосы, гладкие щеки, добрые глаза и улыбка. Одет в сшитый на заказ итальянский шелковый костюм с пурпурно-красным отливом. Да, вызывающий костюмчик для старого доброго Белфаста, а светло-желтый галстук только подливал масла в огонь.

— Майкл Форсайт! Сколько лет, сколько зим! — улыбнулся он.

— Рубака Клонферт… — отозвался я.