Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 2 - Ник Перумов

Я собирал котомку и удивлялся сам себе – какое раньше дело было мне до всех этих смертных, занятых своими мелкими и ничтожными проблемами? У меня было мало учеников, я старался действовать в одиночку, ни с кем не желая делить славу или почести.

Сейчас я смеюсь над собой тогдашним. Маги не всезнающи, не всеведущи и далеко не так мудры, как это порой представляется простым смертным. Когда имеешь дело с магией, субстанцией, априори не поддающейся адекватным описаниям, где заклятья с течением времени могут сменить свое действие на нечто совершенно противоположное, трудно бывает предугадать, распланировать и затем лишь действовать в соответствии. Маги вынуждены во многом опираться на интуицию... и невольно они приобретают привычку распространять этот же подход и на иные области, требующие как раз точного знания и вдумчивого анализа.

Мне предстояло покинуть Хвалин и успеть дотянуться до горла явившихся из мрака созданий прежде, чем они дотянутся до моего собственного горла, а вместе с ним – и до горла всего этого мира. Мне нужно было остановить их. Неважно, как, но далеко не любой ценой, Прощай, заточение, прощай, келья, прощай и ты, чертенок Ниобий; едва ли у меня найдется теперь время вызывать тебя. Понимаю, тебе будет не слишком весело, ну да уж придется тебе меня извинить.

Я не знаю, что ждет меня за порогом старого храма. Мое заточение охраняли могучие заклятья, но, как я понял, угрожали они в основном не мне. Такие я бы преодолел или нашел способ их обойти. Нет, Заточивший меня придумал кое-что похитрее; и я от души надеялся, что свои угрозы он исполнил не в полной мере.

Я постоял несколько мгновений на пороге кельи, зажмурившись и собираясь с духом.

Ну, пора!

Я шагнул за порог. Ничего не случилось. Передо мной лежал сырой коридор храмовых катакомб. Не слишком глубоких, без всяких сюрпризов – невесть зачем отрытых строителями храма много лет назад. Скорее всего они выбирали отсюда легкий и близкий камень, оставив после себя не слишком длинный лабиринт коротких штолен и штреков.

По узкой и крутой лестнице со стертыми ступеньками я начал подниматься наверх.

…На самом верхнем уровне, уже не в катакомбах, а в подвалах храма я наткнулся на первую живую душу – заморенного монашка в рабочей коричневой рясе. Он брел, шевеля губами, вдоль длинного ряда пузатых бочек, время от времени что-то отмечал стилом на восковой табличке, что использовались для черновых записей вместо дорогой бумаги и еще более дорогой телячьей кожи.

Я не хотел привлекать к себе внимание, но и пускать в ход магию просто так не хотелось тоже. Я вжался в сырую, покрытую плесенью стену в надежде, что монашек – судя по всему – помощник отца-ключаря или отца-эконома – мирно пройдет себе мимо, считая свои бочки, однако он оказался куда как глазаст. Себе на беду, конечно.

Когда он, ненароком повернувшись, увидел меня, прижавшегося к стене, лицо у него перекосилось до неузнаваемости, рот съехал куда-то набок, глаза округлились и полезли на лоб, уши судорожно задергались, словно у норовистого осла; монашек выронил и стило, и вощаницу, медленно поднял над головой трясущиеся крупной дрожью руки и завопил так, что, казалось, сейчас рухнут все своды подвала. Все еще продолжая неистово вопить, он порскнул вперед, в темноту, с такой быстротой, словно за ним гнались все до единого демоны преисподней.

…И что его так испугало, хотел бы я знать?.. Вопли монашка медленно затихали в отдалении; бежать ему тут было некуда, только по кругу вдоль храмовых кладовых. Невольно подумав, что второй встречи со мной он, пожалуй, не переживет, я заторопился к ведущей наружу лестнице.

Она вела в неприметный боковой неф храма. Я от души надеялся, что прихожан будет немного. Впрочем, храм Хладного Пламени никогда не пользовался особым почтением у простонародья.

Кстати, встреченный мной монашек носил вышитый на рясе знак Спасителя. Интересно, что он делал тут? Да еще с таким деловым видом?

…Однако мне не повезло, В храме шла служба. И притом такая, что мне и в голову не могло б прийти.

Служили вместе жрец Хладного Пламени и епископ, слуга Спасителя. Храм был набит битком, народ едва не сидел друг у друга на головах, и, стоило мне появиться в нефе, как мало что не все головы тотчас повернулись ко мне.

Что последовало за этим, не опишет, наверное, никакое перо, включая мое. Исторгнутый из сотен ртов многоголосый вопль ужаса забился под сводами храма, словно ослепшая от света летучая мышь. Жрец и священник разом упали окарачь, норовя уползти под кафедру, немилосердно пиная и отталкивая при этом друг друга, как будто бы там, под кафедрой, их ждало безопасное во всех отношениях убежище. Остальные прихожане, топча и опрокидывая друг друга, ринулись прочь, в дверях немедля возникла давка; истерично визжали женщины, кто-то пытался добраться до высоких, украшенных самоцветными витражами окон; кто-то просто падал, прикрывая голову руками и тихо завывая от ужаса, какой-то мужчина диковатого вида с воплем «Последний день, братья, последний день!» немедленно повалил свою соседку на пол, задирая ей юбку; я не убежден, что изо всех сил вопившая женщина заметила хоть что-нибудь из происходившего с ней.

Пол в храме, как всегда бывает при паническом бегстве, расцветился обрывками одежды, какими-то растоптанными свертками и еще множеством вещей, встретить которые здесь никак не ожидаешь.

Стараясь не смотреть в сторону занявшейся лихорадочной любовью пары, я прошел к выходу. По углам тряслись скорченные словно в судороге люди; успокаивать их сейчас было бессмысленно, лучшее, что я мог сделать, – это убраться подальше и дать им возможность прийти в себя.

На улице я застал те же следы поспешного бегства Площадь перед храмом вымерла за долю мгновения, только в соседнем кафедральном соборе суматошно затрезвонили все колокола.

Я пожал плечами и пошел дальше. Собственно говоря, в Хвалине мне было делать нечего, все в чем я нуждался, – это спокойный мерин, чтобы без всяких колдовских штучек добраться до Мельина, где мои враги, похоже, развернулись вовсю, судя по отзвуку в магическом эфире.

Я шел по улицам в сопровождении заунывного собачьего воя и треска судорожно запираемых дверей, ворот, окон и ставен. Наверное, я мог бы сжечь подряд несколько домов – и мне все равно бы не открыли даже под страхом немедленной смерти.

Нечего было и надеяться честно купить лошадь. Я вздохнул и направился к южным воротам.

* * *

Безумная гонка через леса продолжалась. Хрипло и тяжела дыша, Тави бежала неприметной тропкой; спина обливалась потом под плотно пригнанным заплечным мешком.

Сперва очень донимали раны – до тех пор, пока она не пустила в ход волшебство. Пришлось поорать от боли, зато теперь на месте ожогов и рваных ран остались лишь аккуратные розовые шрамы. Она потратила много сил и не могла теперь встретить всех магов Радуги в открытом бою, как сперва хотела. Оставалось только бежать и выжидать... без особых надежд на успех.

Маги Радуги не собирались выпускать свою жертву. У них были кони, но лошадей Тави удавалось испугать и заставить бежать в совершенно ином направлении, чем нужно было преследователям. Только эта магия еще и спасала девушку – чародеи Радуги пока не подобрали ключа к этому заклинанию, придуманному самим Учителем Тави, но, можно не сомневаться, скоро они раскусят и эти чары.