Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - Юн Чжан

В те годы общественность относилась к инакомыслию весьма терпимо: с Сунь Ятсеном, возглавившим сепаратистское правительство, обращались исключительно любезно. Контроль со стороны центрального правительства не был строгим, провинции пользовались большей самостоятельностью, чем прежде. Постепенно губернаторы провинций обретали власть и уверенность в себе, кое-кто из них даже с оружием в руках решал споры с соседями. Некоторые развязывали войны, пытаясь таким образом повлиять на Пекин. Позднее таких местных лидеров стали называть милитаристами. Сунь Ятсен не считался милитаристом, несмотря на то что имел в своем распоряжении армию и оккупировал Кантон. Все милитаристы признавали Пекинское правительство. Конфликты между ними подробно освещались в прессе, что создавало впечатление полной неразберихи в стране. На самом деле бои вспыхивали нечасто, имели локальный характер и заканчивались буквально за несколько дней. По мнению западных наблюдателей, враждовавшим сторонам недоставало энтузиазма[219]. Облаченные в серые мундиры солдаты выдвигались на поле боя, ждали, потом давали несколько залпов наугад. Иногда грохотали орудия, но цели поражались редко. Потери в боях были незначительными. Некоторые армии нанимали носильщиков-кули для доставки гробов, тем самым заверяя солдат, что в случае гибели они будут надлежащим образом похоронены (что имело первостепенную важность для китайцев). Помимо необходимого снаряжения войска несли с собой крошечные чайнички и зонтики из вощеной бумаги. При первых же каплях дождя сражение прекращалось, солдаты открывали зонтики, и поле боя становилось похожим на поляну с разноцветными грибами. Именно таким армиям предстояло встретиться с получившими советскую подготовку вооруженными силами, которые собирал Сунь Ятсен.

Лидеры милитаристских группировок и влиятельные пекинские политики не могли соперничать с Сунь Ятсеном в целеустремленной погоне за властью и полном пренебрежении нравственными принципами. Наиболее заметным среди милитаристов был маршал У Пэйфу – худощавый человек, любитель поэзии, получивший ученую степень. Армия У Пэйфу размещалась на севере Китая, в том числе в окрестностях Пекина. Много лет он считался «защитником Китая», в сентябре 1924 года его портрет украсил обложку журнала «Тайм». Журнал «Лайф» отмечал: «Если бы в то время кто-либо из милитаристов старой школы мог объединить Китай, этим человеком стал бы У Пэйфу. Он единственный был настолько бесстрашным и неподкупным, что ни разу в жизни не принимал взяток и не пытался никого подкупить. Этот невысокий кареглазый кроткий человек не имел абсолютно никаких личных амбиций»[220].

Действительно, У Пэйфу выступал категорически против выдвижения своей кандидатуры на пост президента: он опасался, что в этом случае его усилия, направленные на объединение страны, будут расценены как своекорыстные. Маршал имел безупречную репутацию и дорожил ею. Он не брал наложниц, вел простую жизнь, в его войсках царила строгая дисциплина. Западные лидеры уважали маршала и называли его «самым честным милитаристом Китая» и «демократом»[221]. Китайцы любили У Пэйфу за его колоссальный патриотизм: он не был ксенофобом и проявлял по отношению к иностранцам определенную учтивость, однако принципиально не просил убежища в управляемых иностранцами сеттльментах, даже когда возникала угроза его жизни, поскольку сеттльменты были навязаны Китаю после Опиумных войн в XIX веке[222]. Дорогие сердцу маршала У Пэйфу убеждения связали ему руки и в войне с Сунь Ятсеном. Пекинскому правительству недоставало средств, но У Пэйфу считал недопустимым в ситуации гражданской войны обращаться за деньгами к иностранцам. С ним пытались договориться русские, но он отказал им по идеологическим мотивам и из-за разногласий по вопросу Монголии. Японцы переманивали его на свою сторону, обещая помощь в победе над Сунь Ятсеном, но он отверг и это предложение, так как знал, что оно повлечет за собой ответные обязательства.

В отличие от маршала, Сунь Ятсен не мучился сомнениями. Охотно принимая от русских деньги и оружие, а вместе с ними и приказы, он деловито строил в Кантоне военную машину, которая должна была разгромить маршала У Пэйфу и свергнуть Пекинское правительство.

Цинлин присутствовала на всех совещаниях Сунь Ятсена с представителями Москвы и попала под влияние Бородина. Михаил Бородин и его жена Фанни (Фаина) много лет провели в Америке и говорили по-английски с акцентом, характерным для Среднего Запада США. В кругу этих людей Цинлин чувствовала себя свободно и быстро сблизилась с ними. Поскольку общим языком в их маленькой компании был английский, Сунь Ятсен шутил, что «язык колонизаторов… оказался превосходным средством передачи опыта русских революционеров китайским товарищам»[223].

Еще со времен учебы Цинлин интересовалась политикой, а теперь оказалась в эпицентре событий. Она испытывала необыкновенный восторг. Ленинизм очаровал ее, высветив всю неистовость и твердость ее характера. Цинлин поверила в эту идеологию и вошла в число убежденных ленинцев, став Красной сестрой – в отличие от ее мужа, который стремился использовать сотрудничество с советскими коммунистами исключительно для достижения собственных целей.

В 1924 году против Сунь Ятсена взбунтовались кантонские торговцы. Война, которую вел Сунь Ятсен, легла на них слишком тяжким бременем, они считали, что их уже обобрали до нитки. Кульминацией волнений лавочников стала всеобщая забастовка в августе того же года. У забастовщиков имелся собственный вооруженный отряд, кроме того, их поддержали войска, собранные Сунь Ятсеном. Он принял решение подавлять протесты силой. Тринадцатого октября 1924 года Цинлин написала Бородину: «Доктор Сунь Ятсен решил действовать без промедления… [его войскам] необходимы навыки ведения уличных боев, поэтому доктор Сунь Ятсен надеется, что вы поручите своим специалистам обеспечить им такую подготовку… Цель этих действий – сокрушить армию предателей и добровольцев из числа мятежных торговцев». Используя терминологию ленинизма, она объясняла Бородину: «жители Кантона настроены к нам враждебно», следовательно, спасти Кантон может «лишь страх и власть террора»[224].

В то время из школы Вампу выпустились курсанты, получившие советскую военную подготовку. Они сыграли решающую роль в ликвидации вооруженных торговцев, конфисковывая их лавки, товары и дома. Непричастных лавочников под страхом казни заставили немедленно открыть свои заведения. В ходе этой расправы сотни людей погибли, тысячи домов были сожжены. Общественность осудила действия Сунь Ятсена, однако эта жестокая акция позволила ему укрепить свое положение.