Возвращение - смерть - Елена Юрская

- А где Танечка? - мужественно спросила я, выдерживая пристальный полковничий взгляд из-под густых бровей.

- Приболела. Собирается лечь в больницу. Нервный срыв у нее, - жестко ответил Мишин. - Будем навещать...

- Без меня? - догадалась я, профессиональный астролог-прорицатель. - А на сцену к ректору, значит, не боитесь? А может у меня граната с вырванной чекой?...

- На входе стоят мальчики для обыска.

- Симпатичные? - пискнула лаборантка в трусах и шубе.

Тем временем со сцены неслись поздравления и подарки. Я узнала много новых подробностей из жизни шефа суперакадемии. Кроме обычных заявлений о правильно пройденном трудовом пути, выяснилось, что ректор был ещё большим другом религии, особенно, когда возглавлял отдел атеизма в обкоме партии, пожил в одном браке

сорок лет и не дал ни повода, ни сомнения ( об этом поведала плачущая от счастья супруга), но самое интересное, что он уже дал согласие сниматься в супербоевике Френсиса Фор да Копполы "Родной отец", но из-за служебного рвения и патриотизма так и не доехал до Голливуда, зато теперь написал книгу "Как стать миллионером за пять лет" и книга эта, разумеется, стала бестселлером, но на Западе продается в разделах юмористической литературы. Вот идиоты, велкам к нам, дорогие капиталисты! Еще ректора признали почетным членом только что сформированной академии почетных членов и занесли в английский Оксфордский ежегодник "Ху из ху" всего лишь за двести семьдесят шесть долларов.

Наум выступал сразу после Аслана, и по их легким понимающим улыбкам я поняла, что хотя бы одно мое вчерашнее задание все-таки было выполнено.

- Я знал юбиляра давно, - начал Чаплинский, и в зале установилась такая тишина, в которой на землю обычно падают ракеты, метеориты и памятники. - Я знал его порядочным человеком, порядочным молодым человеком... И шоб ты был здоровый, - Наум широко улыбнулся и по-детски развел руками.

Ректор вдруг поднялся с трона, который ему подарили от имени губернатора, и бросился в объятия к Чаплинскому. Да, на старости лет хочется слыть порядочным и быть здоровым. Зал дружно непонимающе зааплодировал.

Наша репетиция не состоялась. Мы вышли на сцену, взялись за руки и, стараясь не укусить друг друга, пропели имениннику здравицу-колядушку, подарили скромную бутылку водки и выглядели бедными нищими беспризорниками из приюта для олигофренов. Нас было жалко. А в конце выступления, когда я вот-вот должна была прочитать свои непридуманные стихи, Мишин вдруг оттянул меня от юбиляра, выхватил микрофон и сказал:

- Просим прощения, у нас тут ещё похороны. Вот поэтому мы и коротко.

"Мы играем на похоронах и танцах", - вспомнились мне слова из песни Макаревича. А вся наша жизнь - это дружная агитбригада, где кто-то умирает, кто-то убивает, а кто-то наслажденно остается на свободе.

- Прошу почтить память нашей коллеги минутой молчания, - сказал ректор, о котором я обычно думала хуже. Публика неуклюже покинула нагретые места и недоуменно уставилась на наши карнавальные костюмы.

- Желающих ждет автобус, - прощально выкрикнул Мишин, тоже, оказывается, способный на поступки. Татьяна Ивановна грохнулась в обморок, Виталий Николаевич стал похож на задыхающуюся рыбу, а Инна Константиновна покрутила пальцем у виска и пожала плечами. Если бы все это происходило не на сцене, нас ещё можно было бы считать нормальными... Впрочем, мы, кажется, и не претендовали.

Толпа торжественно расступилась, пропуская нас к выходу. Не опошлить бы песню комсомольцы - добровольцы, но что-то гражданско-испанское в этом все-таки было. Вслед раздались возгласы, грозившие перерасти в большую дискуссию. Выступившие коллеги справедливо рассудили, что на банкет с сильными мира сего их не пригласят, а есть очень хочется. Похороны хороший способ продолжить день рождения. В результате демократического голосования приличная масса народа присоединила к нам свои спины и плечи.

- Не поворачивай головы, - вдруг снова послышался знакомый бесполый шепот. Да как же! Лишенная сарафана, вновь обретшая свободу телодвижения, я резко оглянулась в поисках обидчика.

- Не поворачивай голову, у тебя прямо над воротником засос, - говорила одна лаборантка другой. - Мы же на кладбище едем, а ты сияешь. Это неприлично.

Я вздохнула полной грудью и задумалась. Может мне тогда послышалось от духоты? И что такого я успела натворить в этот раз, чтобы прослыть шлюхой? Ну шлюхой ладно - много ума не надо. А вот извращенкой? Может быть очередные шуточки моих родственников сектантов? С другой стороны благодетель давал мне ещё один шанс. Надо бегом бежать в ЗАГС и подавать заявления. Где-то я вычитала мудренную фразу: "Счастлив тот, чьи грехи сокрыты."

- Надежда, - окликнули меня, когда я почти полностью погрузилась в большой чистый автобус. - Подождите...

Мишин, сидевший на первом ряду посмотрел на меня неодобрительно, всем своим видом обещая ещё разобраться. Я вернула тело улице и с удовольствием констатировала присутствие Чаплинского, который, кажется, был готов разделить с нами скорбный поход.

- Вы с нами? - спросила я.

- Я не знал вашу коллегу, но подвезти могу. И что вы делаете вечером?

- Не знали? Странно... Вы же сами говорили... И она... Подождите.., пробормотала я и, всунув голову в автобус, крикнула зычно, по - пионерски. - Татьяна Ивановна, можно вас на минутку? Тут товарищ...

А товарищ, как говорится, спал с лица, резко повернулся на каблуках и бросился в сторону парадного крыльца.

- А как же подвезти? - крикнула я в спину вражескому шпиону. - Куда это вы? Извините, Татьяна Ивановна, тут был Чаплинский, я думала, вы знакомы. Были знакомы, хотела тут...

Татьяна Ивановна взяла меня за локоть. Тот самый, многострадальный, и по вновь сформированной традиции больно сжала что есть сил.

- Больно, - сообщила ей я. - Больно же. - Татьяна Ивановна никак не реагировала, только смотрела немигающим взглядом куда-то вглубь своих воспоминаний, и все белела и белела лицом. А потом стала тихонько закатывать глаза. Мишин вскочил с сиденья и рыцарским жестом подхватил падающую женщину, мне же он сказал:

- Если умрет и это, пеняйте на себя. Пощады не будет.

- Никто не виноват, - прошептала Татьяна Ивановна, решившая, что её обморок не должен быть долгим и глубоким. - Не надо никого наказывать...

Вот сколько благородства скопилось на одной единственной автобусной площадке. Оставалось прослезиться, хотя эту жидкость стоило и поберечь для более решительного применения.

Судьба любит разгуливать вокруг личности кольцами, каждое следующее меньше по диаметру, чем предыдущее, так они, эти кольца сжимаются, сжимаются и в какой-то момент у человека не остается выбора. Меня лично такая ситуация устраивает. А философствовала я, потому что на горизонте, на том же пресловутом парадном крыльце рядом с застывшей фигурой спринтера Чаплинского возник мой друг и жених Дима Тошкин. Встречаться на похоронах стало нашей доброй традицией. Или не доброй. Да, скорее всего - не доброй. Хмурое лицо Дмитрия Савельевича означало для меня, по меньшей мере, две вещи - подписку о невыезде, или разрыв всяких бесперспективных межполовых отношений.