Исследователи Гора - Джон Норман

— Я — Кипофу, — произнес он.

— Говорят, что, несмотря на свою слепоту, ты видишь все, что происходит в Шенди, — сказал я.

Он улыбнулся и потер нос большим пальцем.

— Я бы хотел получить кое-какую информацию.

— Я всего лишь старый слепой человек, — произнес он и развел руками.

— Ты знаешь все, что происходит в Шенди, — повторил я.

— Информация может дорого стоить.

— Я заплачу.

— Я всего лишь бедный, старый слепой, — затянул Кипофу.

— Я заплачу много.

— Что ты хочешь узнать? — спросил он наконец.

Он сидел передо мной на своем этеме, закутанный в старые рваные тряпки. К голой коленке старика прилипла кожура лармы. Он был стар, грязен и неопрятен. Между тем этот человек был убаром нищих Шенди. Они сами выбрали его, чтобы он вершил над ними правосудие. Я слышал, что нищие специально выбрали слепого, чтобы он не мог видеть их безобразия. Перед ним они все были равны: убогие и калеки, изуродованные и страшные, все воспринимались убаром как подчиненные одного королевства. Слышал я и другое: Кипофу был образованным, интеллигентным человеком, умеющим проявить настоящую мудрость. Это был решительный, волевой и, когда того требовали обстоятельства, беспощадный человек. Ему первому удалось навести порядок среди нищих Шенди и распределить их по территориям. Никто не имел права просить в Шенди милостыню без разрешения Кипофу, никто не рисковал залезть на чужой участок. Самое главное — каждый нищий еженедельно платил Кипофу налог.

Надо сказать, главарь нищих распоряжался деньгами по-государственному мудро: все попрошайки имели какое-никакое жилье и могли вовремя получить медицинскую помощь. Система функционировала таким образом, что каждому было выгодно заботиться обо всех. Нередко Кипофу приглашали на свои встречи даже члены торгового совета. К слову сказать, нищих в Шенди было немного. Зато каждому подавали хорошо.

— Мне нужны сведения о человеке, который выдает себя за нищего и называет себя Кунгуни.

— Плати, — сказал Кипофу.

Я положил на его ладонь еще один тарск.

— Плати, — повторил он.

Я положил на ладонь старика еще одну монету.

— В Шенди нет нищего по имени Кунгуни, — произнес он.

— Позволь мне его описать, — сказал я.

— Какой в этом смысл? Я все равно его не знаю.

Я вытащил из кошелька серебряный тарск. Кипофу как паук сидит в самом центре агентурной паутины, которой мог бы позавидовать любой убар. Все сколько-нибудь значимые события обязательно вызывали ее колебание.

— Вот серебряный тарск, — произнес я, кладя деньги на его ладонь.

— А! — откликнулся старик и взвесил монету на ладони! Затем проверил ее толщину, провел пальцем по краю и, хотя это было не золото, сунул ее в рот, провел языком по поверхности и слегка прикусил зубами. — Из Порт-Кара, — сказал он, трогая большим пальцем узор на монете.

— Этот человек маленького роста, сгорбленный, на левой щеке шрам. Он хромает и волочит за собой правую ногу.

— Мне показалось, что Кипофу неожиданно побледнел. Потом напрягся и прислушался.

Я огляделся. Никого рядом с нами не было.

— Никого нет, — сказал я.

Я много слышал об остром слухе слепых. Не иначе Кипофу слышит малейшие звуки в радиусе двадцати футов.

— У него сгорбленная спина, но это не так. Он хромает, но это не так. На щеке у него шрам, но это не так. Не ищи его. Забудь о нем и беги отсюда.

— Кто он? — спросил я.

— Возьми свои деньги, — произнес Кипофу и протянул мне серебряный тарск.

— Но я хочу знать!

— Тише! — вскинул руку Кипофу. Я замер.

— Никого нет, — произнес я.

— Вон там, — едва слышно прошептал старик. Там, куда он показывал, ничего не было.

— Там ничего нет, — повторил я.

— Там, — упрямо прошипел старик, вытягивая руку.

Мне показалось, что он спятил. Тем не менее я сделал несколько шагов в указанном им направлении. Никого. Неожиданно волосы встали дыбом на моей голове. Я понял, что это могло быть.

— Теперь он ушел, — сказал Кипофу. Я вернулся к этему убара нищих. Старик был явно потрясен.

— Уходи! — сказал он.

— Я хочу знать, кто этот человек.

— Забирай свои деньги и уходи, — покачал он головой.

— Что ты знаешь о «Золотом кайлуаке?» — спросил я.

— Это паговая таверна.

— Что ты знаешь о белой рабыне, которая там прислуживает?

— У Пембе, владельца таверны, несколько месяцев не было белых рабынь, — ответил Кипофу.

— Вот как.

— Забери свой тарск, — повторил он.

— Оставь себе, — ответил я. — Ты сказал многое из того, что я хотел знать.

С этими словами я развернулся и пошел прочь, оставив Кипофу, убара нищих Шенди.

Девушка стояла перед тяжелой деревянной дверью на темной улице. Потом резко постучала: четыре раза, пауза и еще два. Возле двери тускло горела лампа на жире тарлариона. В полумраке я видел темные волосы и высокие скулы рабыни. На ее шее тускло поблескивал стальной ошейник. На ней была коричневая невольничья туника до колен, несколько скромная для рабыни, хотя и с большим вырезом, позволяющим оценить и грудь и ошейник.

Она приготовилась постучать еще раз. Девушка была боса, в руках она держала крошечный кусочек желтой ткани, служивший ей одеждой во время смены в таверне Пембе. Она отнюдь не была дурнушкой. Темно-каштановые волосы доставали невольнице до самых плеч.

Вчера я отметил, что говорит она с варварским акцентом. Не исключено, что когда-то ее родным языком был английский.

Я нисколько не сомневался, что она знает человека по имени Кунгуни. Это она подменила под абой белокурую дикарку. А потом бессовестно мне наврала. Я видел это по ее лицу. Я уже знал от Кипофу, что она не принадлежит Пембе, хозяину «Золотого кайлуака». Не исключено, что ее хозяин позволил ей подработать на стороне с разрешения, владельца таверны.

Я отступил в тень. Прикрывающая глазок панель скользнула в сторону. С другой стороны кто-то некоторое время изучал девушку, потом дверь открылась.

На мгновение я разглядел в тусклом свете лицо со шрамом и согнутую спину человека, который называл себя Кунгуни. Он подозрительно оглядел улицу, но меня не заметил. Девушка скользнула в дверь мимо горбуна. Спустя секунду дверь закрылась.

Я осмотрелся и быстрым шагом пересек улицу. Кое-где сквозь ставни пробивались полоски света.