Японский ковчег - Игорь Курай

– Да я сам о нем мало что знаю. Помню только, когда в Риме тусили, показывали нам термы какого-то Каракала или Каракаллы, что ли. Говорят, бывшее чудо света. Ну, сейчас там, конечно, сплошь руины. Правда, еще музей небольшой внутри. Так мы тут у себя по фундаменту весь дизайн восстановили и в мраморе отстроили. Инженерию немножко модернизировали, конечно, а в остальном один к одному. Сам увидишь. Влетело в копеечку, правда, но ничего. Провели по линии Министерства культуры – теперь вот охраняется государством. Посторонним вход воспрещен. Но мы-то не посторонние!

Пискарев протянул гостю фужер с Моэтом и рявкнул: «За успех мероприятия!»

Нина Исии росла в интеллигентной и состоятельной японской семье. Отчим ее искренне любил, а приемные бабушка и дедушка просто обожали. В школе у нее было много подруг, в университете появилось немало новых друзей и поклонников. Язык ей давался легко, так что в тринадцать лет ее уже по телефону принимали за японку. Но стать японкой в реальной жизни у девочки не получилось, о чем она, впрочем, не жалела.

Мать говорила со старшей дочкой только по-русски, хотя сама быстро овладела не только разговорным, но и письменным японским, радуя мужа жаргонными токийскими словечками. В книжном квартале Канда выписали у букинистов многотомные собрания русских классиков советских времен и разыскали лавку, закупающую свежую продукцию российских издательств. Оттуда же шли потоком новые российские фильмы и сериалы, из которых мать тщательно отбирала для дочки все лучшее. Почти каждый год ездили к русской бабушке – полакомиться малиной, смородиной и крыжовником, которых в Японии днем с огнем не найдешь, поиграть с соседскими девчонками.

Молодая библиотекарша Тамара Исии, мать Нины, была родом из Мурманска. Вышла замуж рано, в восемнадцать лет, за капитана третьего ранга Суворова. Вышла по любви, дочку родила по любви, и жили они много лет в любви и согласии до того самого дня, когда в двери их дома постучала смерть. В тот день, двенадцатого августа последнего года уходящего тысячелетия, Тамара включила телевизор и услышала в новостях, что подводная лодка «Курск» легла на грунт в водах Баренцева моря, ждет помощи. С лодкой нет связи, судьба экипажа неизвестна. Ее Толя ушел в поход на «Курске». Простые учения. Помощи он так и не дождался, хотя после взрыва оказался среди тех двадцати трех выживших в закупоренном девятом отсеке. Говорили, что их могли спасти… Потом, когда лодку подняли, ей передали записку из штаба Северного флота вместе с соболезнованиями. Короткую записку от Толи, которую он писал неровным, разбегающимся почерком в кромешной тьме на дне морском. Прощался с ними, просил не оплакивать его слишком долго, а главное – сказать Нине, когда вырастет, чтобы знала: она дочь русского офицера-подводника, выполнившего свой долг до конца.

Тамара чувствовала, что какая-то частица ее души тоже умерла. Все вокруг померкло, потеряло смысл. Но у нее на руках были маленькая Нина и больная мама. Прокормиться втроем на зарплату библиотекаря и скудную пенсию было очень трудно. Тамара пробовала заниматься репетиторством, бралась за любую подсобную работу, но мрак вокруг нее постепенно сгущался. Бывшее толино начальство намекнуло, что казенную квартиру, при всем уважении, придется рано или поздно освободить. Владелец печально известной в городе службы элитного эскорта уже дважды звонил ей с недвусмысленными предложениями. Через год стало ясно, что помощи ждать неоткуда – как тогда, в «Курске»…

Однажды, возвращаясь с работы, Тамара Суворова обнаружила в почтовом ящике конверт со странным логотипом. Ее приглашали «на собеседование» в некое не названное учреждение, «имеющее отношение к проблемам охраны национальной безопасности Российской Федерации». С оплатой проезда до Москвы вместе с дочерью и проживания в отеле «Космос» в течение пяти дней. Тамара решила устроить праздник дочке, взяла отгулы и отправилась в Москву. Так она встретилась с генералом Гребневым.

Ей почему-то сразу понравилось открытое симпатичное лицо Тэрухиро Исии на фотографии. Добрые, прищуренные в полуулыбке глаза, небольшие усики, высокий лоб, аккуратно зачесанные на пробор волосы с проседью. Она никогда раньше не видела живых японцев, но почему-то представляла японского «положительного героя» именно таким. С этим человеком хотелось познакомиться, поговорить по душам. Она понятия не имела, чем занимается господин Исии, но внутренний голос подсказывал, что с таким мужчиной ей, наверное, было бы спокойно и уютно. Конечно, Тамара не знала, что держит в руках фото, отобранное специально для нее лучшими психологами Службы внешней разведки после долгих дней компьютерного поиска. Да если бы и знала, вряд ли это могло изменить общее впечатление. К тому же ей нечего было терять. Двадцатиминутной беседы оказалось достаточно, чтобы Тамара Суворова дала согласие на брак с японским предпринимателем, заочно просившим ее руки. Она ни разу об этом не пожалела.

Не то чтобы Тамара не думала о судьбе дочери, но генерал заверил ее, что Россия все равно никогда и ни при каких условиях воевать с Японией не собирается. Риск минимален. Даже если от девочки в будущем потребуется что-то сделать для своей исторической родины, речь может идти скорее о какой-то аналитической работе на японских рынках. Тогда генерал Гребнев, разумеется, не предполагал, что и он может ошибаться.

Семейство Исии, принявшее Тамару и Нину в объятия, насчитывало, судя по храмовым метрикам, двадцать четыре поколения. Предки Тэрухиро Исии принадлежали к старинному самурайскому роду, с незапамятных времен служившему верой и правдой князьям южного клана Сацума. Когда после реставрации Мэйдзи новое правительство издало закон о роспуске самурайских кланов и ликвидации феодальных сословий, прапрадед Тэрухиро поступил в офицерское училище и отправился крепить недавно созданный военно-морской флот империи. Участвовал в победоносной японо-китайской кампании, сражался под Порт-Артуром, в Цусимском сражении был первым помощником капитана броненосца, командовал крейсером в первую мировую. Сына тоже отдал в морское училище, чтобы тот достойно продолжил семейную традицию.

Мальчик не подвел: потопил вражеский минный тральщик в сражении при Лейте, невредимым вывел корабль из-под огня в сражении при атолле Мидуэй, прикрывал отход с Сайпана. В битве за Окинаву эсминец капитана Исии был потоплен, но сам Тэрумаса Исии спасся на шлюпке и добрался до берега. Корабля, над которым можно было принять командование, для него больше не оставалось. Американцы господствовали на море и в воздухе. Окинавский гарнизон захлебывался кровью, и последние самолеты камикадзэ, начиненные взрывчаткой, тщетно пытались преградить путь врагу. Тогда капитан Исии пришел в штаб военно-морских сил окинавского фронта, располагавшийся в глубокой пещере неподалеку от Наха, столицы острова. Он отрапортовал о судьбе своего эсминца и попросил оказать ему величайшую честь – вместо положенного по неписаному кодексу Бусидо харакири дать ему шанс погибнуть в бою за штурвалом торпедоносной одноместной субмарины. Адмирал Кусима после недолгого колебания подписал приказ. Капитан первого ранга Исии назначался командиром одноместной подводной лодки со сверхмощной торпедой на борту. Через два дня подлодка «Мурена» на полном ходу врезалась во вражеский десантный транспорт, который вскоре пошел ко дну.