Конечно, кровь - Андрей Евгеньевич Фролов

бездельничающий, ведь неприятных ситуаций не случается. Если, конечно, не считать лёгких перебранок, откровенных выпытываний и витиеватых насмешек, но они не в счёт — так чу-ха держатся даже с ближайшими родственниками.

Жилета, к слову, на мне ещё тоже нет.

Нискирич Скичира лишь обсуждает со старшими Когтями возможность инициации необычного манкса в казоку. Кое-что выступает против, но хетто не давит, действует тоньше и мудрее, приводит разумные аргументы и терпеливо напоминает о разоблачении Ксиммика.

Потому жилет возможен, но ещё не на мне.

А вот нож я ношу с собой даже в Наросте.

Денег в карманах балахона хватает на выпивку и еду, с которыми я тоже знакомлюсь на улицах. Рупии подкидывает Нискирич, которому была оказана вторая услуга по «опросу» подчинённого. Заработок позволяет перепробовать не только дюжину видов лапши, но и столько же сортов паймы — от откровенно дрянных до вполне сносных, — с которой чужеродная среда вокруг воспринимается значительно легче.

Вероятнее всего, Пять-Без-Трёх следит за мной во время традиционной дневной прогулки по району. Выжидает нужного момента, и дожидается его.

Я насторожен, но весел и улыбчив, продолжая познавать и впитывать Бонжур, которому суждено стать моим новым домом. Когда сопровождающий меня казоку-йодда отвлекается пофлиртовать с молоденькой продавщицей солнцезащитных очков у лотка на колёсах, из ближайшей подворотни слышится хитрый посвист.

Осторожно заглядываю за ящики с отбросами тепличных овощей, вижу его.

В первые секунды не узнаю, закутанного в балахон с капюшоном, подозрительно похожий на мой собственный. И только глаза выдают странного изуродованного бродягу — ещё не полумёртвые, в отличие от пропитанной стрихом плоти; яркие, горящие пламенем и преисполненные веры, которой служители Двоепервой Стаи могут лишь позавидовать.

Чу-ха шипит мне из полутёмной подворотни микрорайона Хатама-Крик, который я собираюсь изучить этим благостным деньком. Когда я (наготове, сжимающий в кармане нож, преодолевающий страх и поглядывающий на отвлёкшегося охранника) всё же сворачиваю в проулок, Пять-Без-Трёх падает на колени и протягивает ко мне тощие шелушащиеся лапы.

Мой палец поглаживает кнопку выброса клинка. При этом я отчего-то рад, что торчок ещё не скрутил хвост под неизбежным передозом.

— О, светлоликий посланник Всемилосердной Когане Но, — бормочет беспалый, и голос его куда твёрже, чем во время прошлой встречи. — Молю тебя смиренно уделить нам всего пару минут своего драгоценного времени… Твоя сила нужна последователям!

— Кому⁈ — только и выдавливаю я, растерянно озираясь.

Совершенно неожиданная просьба Пяти-Без-Трёх застаёт меня врасплох. Спутывает мысли. Но утренний глоток паймы из личных запасов Нискирича всё же сделал меня мягким. Податливым и любопытным…

— О, светлоликий, — часто кивает чу-ха, умудряясь извернуться и прямо из коленопреклонённой позы указать в глубину переулка, — я покажу, покажу! Бояться не нужно, почитаемый! Я скорее вырву собственные глаза, чем причиню тебе хоть какой-то вред!

Он говорит с жаром, который пугает. Но с искренностью, которая интригует.

— Я не смогу дать тебе на дозу, — говорю я, оставаясь на месте. — Даже если бы были лишние деньги, я бы не стал, сисадда?

— Мне не нужно, — он вдруг вскидывается, скаля остатки зубов. — Я чист уже много дней, светлоликий! Это твоя заслуга, да, твоя!

И снова распластывается по грязной земле, вытягивая ко мне лапы.

Спрашиваю, пытаясь оценить правдивость новости про завязку:

— Зачем ты за мной следил?

— Ты уникален, — прямо отвечает бродяга, едва оторвав морду от дорожного покрытия. — Ты спаситель. Наш мир давно погряз в ужасе. Он пресыщен, жесток и бесконечно обманчив. Но от бедного скудоумного Пяти-Без-Трёх всё же не укрылось твоё пришествие, призванное избавить нас от скверны.

— Знаешь, пунчи, — усмехаюсь я, хотя в душе шевелится что-то тёплое и категорически недопустимое, — ты основательно заблуждаешься на мой счёт…

Мне хочется посмеяться над ним. Переубедить.

Разбить, причём жестоко, взращённые в подвалах иллюзии, решительно отречься от Когане Но, от спасительной миссии, от жалкого преклонения… Но слова лишь клокочут в горле, и я умолкаю. Да, всё так: я многократно совру, если в этот момент в моей душе не звенит сладкая запретная струна.

— Ты соскоблишь грязь с наших душ, — бормочет Пять-Без-Трёх, будто не расслышав меня. — Когане Но придёт вместе со светлым воинством, и окончательно победит Бансури… И ты — светлоликий, её Первый Коготь!

В тот момент я задумываюсь. Всего на секунду. Может быть, даже на долю секунды. Но моё будущее определит и этот ничтожный осколок времени — а если безумный наркоман хоть отчасти прав?

— Идём, — повторяет он, поднимаясь и маня за собой. — Я покажу, это здесь…

И я следую за ним. Не совсем понимая, что делаю и зачем. Уже позже осознаю, какой глупостью выглядит мой поступок… и именно в этом я затем раскаюсь перед перепуганным сопровождающим йодда, да и перед Нискиричем, когда тот устроит мне настоящую взбучку… Но я иду.

Мы углубляемся в переулок между комплеблоками, стоящими так близко, что можно перебраться из окна в окно. Солнце над головами отсечено узкими балконами и полосатыми тентами ущелья.

Проулок заканчивается перекрытым проездом для небольших грузовых фаэтонов. Технические двери магазинов и закусочных, выходящих в «колодец», надёжно заперты.

Я снова нащупываю нож. Не потому что напуган, но так спокойнее.

Вокруг поджидают чу-ха, не меньше десятка. Сидят на земле вдоль стен, кто-то на подстеленном мусоре, кто-то и без того. Большинство определённо годится беспалому в собратья по духу и образу жизни, но я замечаю и вполне прилично одетых.

Живой круг вдоль стен «колодца» охает, и я понимаю, что они не верили в моё согласие на встречу. Возможно, кто-то из них и вовсе подвергал сомнению сам факт существования лысого манкса из пустыни, о котором уже не первый день шепчет улица…

Двое сразу падают мордами вниз, протягивают ко мне лапы и начинают бормотать то ли молитвы, то ли мольбы. Ещё трое опускаются на колени чуть более сдержано и церемонно, но их позы и поклоны преисполнены почитания.

Остальные же скалят зубы, недоверчиво прижимают уши и шипят, выплёскивая растерянность самым примитивным способом.

Пять-Без-Трёх проскальзывает на середину «колодца» и сбрасывает капюшон.

— Узрите спасителя, — говорит он, торжественно повышая голос, — посланца Когане Но, её клинок и пламень, снизошедший на наше пр о клятое гнездо! Радуйтесь, ничтожные: мы станем избранными его, станем его армией и верной опорой!

В висках уже не стучит, колотит.

С места не двигаюсь, словно примёрз. В полной мере осознаю, что совершил весьма немалую ошибку. Но покинуть переулок всё равно не могу.

— Он — будущее! — провозглашает Пять-Без-Трёх, поочерёдно заглядывая в глаза всем сидящим в круге. — Когда Юдайна-Сити сбросит коросту грязи, мы превратимся в таких же, как он. Будем наги и прекрасны, откинем