На языке эльфов - Сабина Тикхо
Шрифт:
Интервал:
– Мы можем поговорить?
– А сейчас мы что делаем? – Лайтер мажется разводами, щелкает, рождая пламя. Первая затяжка короткая. – Трахаемся?
Гермес? Купец? Вор? Как правильно тебя назвать? Давай будешь «взломщик»! Как-то же сюда пробрался.
Так вот. Ты, взломщик, смотришь на короля очень и очень пристально. Что там в глазах? Сдержанное удивление, щепотка замешательства, ноты отрицания? Не вижу. Плевать.
Это я – уязвимый глупый принц – уже бы разбился вдребезги перед тобой, Чон Чоннэ, а король и не подумает распускаться цветами трусости и жалости к себе. Сбивайся с толку, хлопай ресницами, подбирай слова, что хочешь, только главное: смотри и ищи наперсток.
– Нормально поговорить.
Король опирается бедрами на край стола и морщится: у тебя такой голос тонкий. Того гляди порвется. Ненадежный голос.
– Обойдешься. – Сигарета меж пальцев дымится лентой: обвязывай легкие, будут подарками на похоронах. – Кто тебя, блядь, вообще впустил?
– Было не заперто.
– И это Итану говорят, что он пустослов, – король глаза к потолку, качает головой и выдыхает дым в незримое небо, – эта дверь всегда закрыта. Ключи кто дал?
– Твоя сестра.
Да ну? Наивная моя неумница.
– Нахрена?
– Я попросил. – Такой спокойный. Ты удивляться-то вообще умеешь? Или только сиять розовыми щеками с мороза?
– Вопрос все тот же: нахрена?
Король затягивается, ты смотришь. Что разглядываешь? Как тает бумага в искрах? Как дым кошачьим хвостом закручивается вокруг зрачков?
– Я хочу познакомиться. – Твой голос ровный и голый, как фундамент под дом. Чувствуешь грядущую тяжесть, но не в курсе еще, сколько планируется этажей.
– Хвалю. Только ты не туда зашел. Это не ночной клуб, милый.
– Нет?
– Нет.
– Тогда что? – Взломщик-провокатор – занятный гость.
– Все, что осталось от королевства вечных дождей, – его величество ловит твой взгляд своим поверх тлеющей сигареты, а после тычет рукой в дверь, – так что сдавай назад, красавчик.
Ты слушаешься. Отступаешь немного, пока король тянется рукой за спину – стряхивает пепел в стеклянную коробку. Глядит на тебя мельком, краем глаза, когда тщательно и крепко затягивается. А ты опираешься спиной о стену, прямо возле вешалки для верхней одежды, и глядишь на него в ответ неотрывно. Все-таки не слушаешься. Когда же тебя огреет по голове понимание?
– Все-таки считаешь меня красивым. – Затылком касаешься стены, взгляд получается теперь из-под ресниц. Такой… довольный?
Ты дурак совсем, Чоннэ?
– Он считает, ты похож на плантацию спелых мандаринов, – слова короля теряются в дыму, хрипят, как сломанные ветки. – Если сравнивает с грудой мандаринов, значит, ты покруче, чем Ален Делон или Брэд Питт. Они же считаются красивыми? – Натурально задумавшись, он позволяет взгляду сползти к твоей обуви, уставиться сквозь пространство, вспоминая то, что считает нужным. А потом мысль сыпется карточным домом, лишается его интереса. – Неважно. Тебе пора, мандарин. Убирайся, ну, правда. Тебе нельзя тут быть.
– Почему?
– Это мой дом, букашка. – В убежище дым и краска никогда не дерутся и не вступают в спор. – Мой с Итаном дом. Сейчас утро субботы. Моя часть дня. Исключительно моя. Время идет, ты его отнимаешь.
– Ты разве уже не дорисовал?
– А сколько ты тут стоишь, взломщик?
– С самого начала.
– Зарождения Вселенной? Ноги не затекли? Поконкретнее. Когда зашел?
– Ты слушал другую песню и писал на стене… цитаты?
О! Так это первая стадия.
– Это был не я. – Еще чуть-чуть, и оранжевая цепь бумажной камеры доберется до фильтра. – То был Итан.
Мне из своего остановленного времени видно, как ты выпрямляешь голову и как будто немного хмуришься. Сосредотачиваешься. Всматриваешься. Точь-в-точь как человек, на глазах которого переставляют стаканы, а он пытается не упустить тот, содержимое которого единственно ему известно.
Когда ты хмуришься, ты не похож на ребенка. Если нужен возраст, я бы сказал, что он от тебя ускользает. Лицо застывает в каком-то холодном, плохо читаемом выражении, какие встречаются у большинства скульптур:
– А сейчас?
Может ли быть, что ты как будто и впрямь… все обо мне знаешь?
– А мне заплатят за это интервью? – Король на то и король: ищет выгоду для государства.
– Назови цену.
– М-м-м, – чем ближе пальцы, тем ярче запах краски и больше дыма на фоне озорных скучающих глаз, – натурой слабо?
– Натурой? – У тебя голова поворачивается в сторону – машинально как будто возражает.
– Ну да. – Он выдыхает очередной серый порошок и слегка поджимает губы. – Это Итан у нас недотрога. А я за любой кипиш, кроме голодовки, так что с радостью с тобой потрахаюсь.
Я по-прежнему не хочу иметь возможность читать чужие мысли. Мне кажется, это большая удача, что мне она не досталась. Если знать, что творится в твоей голове, я бы выпал даже из собственного кармана. Как с Эмпайр-Стейт в те времена, когда там еще не было ограждающих решеток и самоубийцы прыгали в безбрежный океан вечности со смотровой площадки.
– Я бы с тобой тоже с радостью. – Совсем забыл, что ты такое, Чон Чоннэ. – Но мне надо спросить разрешения.
– У кого это?
– У Итана.
– М-м-м. – Губы поджимаются театрально иронично. – Я бы похвалил, но верится с трудом, что такому парню, как ты, нужно чье-то разрешение.
– Я тоже удивлялся. – Ты не отводишь глаз. – Но недолго.
Босые ноги выделяются на фоне синего комбинезона и тают в прозрачных складках разбросанной защитной пленки, которой покрыт даже диван. Здесь хорошо отапливается, здесь очень тепло, и ты, чужеземец, наверняка уже вспотел. А король не торопится, задирает голову, выдыхает искусственный туман в искусственное небо.
Ты знаешь, что табачный дым – это ацетон, оксид и диоксид углерода, изопрен, сероводород, синильная кислота и куча других веществ?
Когда кто-нибудь курит, выдыхая полупрозрачные ленты, я всегда представляю, что за этим мимолетным туманом проходит небольшой бал. Там сероводород во фраке. Синильная кислота – в платье. А может, она тоже во фраке. А изопрен как раз в платье. Почему он не может надеть платье, если захочет? Надеюсь, это свободный бал и вещества в нем толерантны и просты по своей натуре.
Хочу верить, что они хоть немного похожи на тебя.
А король все еще не торопится, задирает голову и всматривается в тающий на глазах туман, тоже ищет кого-нибудь во фраке. И только после исчезновения виражей пышных юбок опускает голову.
– Когда у тебя последний раз был секс? – И изворачивается, чтобы затушить свой билет на светский прием в стеклянной пепельнице с парой окурков.
– Давно.
– Я вот разве попросил привести пример наречия? Ты точно умеешь отвечать?
– В октябре.
– В каком октябре? Прошлого года? – Он хмурится на твои
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!