Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения - Джеймс Амбуэлл

мы будем очень признательны, если кто-нибудь приготовит нам несколько чашек чая, пока нас не будет. По два кусочка сахара на каждую чашку.

Этот последний мастерский удар развеял все подозрения, которые могли возникнуть у этого существа.

— Хорошо, — сказало оно. — Надеюсь, вам нравится китайский чай; это всё, что у нас есть; Абдул выпил остальное.

Существо улетело и вскоре вернулось.

— Теперь следуйте за мной.

О нашем обратном пути через эти ужасные пещеры я предпочитаю говорить как можно меньше. В любом случае, оно очень напоминало путешествие вниз. Наконец, спустя целую вечность, мы увидели далеко впереди выход во внешний мир. Времени оставалось мало, потому что наш проводник начал что-то подозревать.

— Вы уверен, что бумажник был у вас с собой? — спросил он, задыхаясь. — Возможно, вы оставили его дома.

— Вряд ли, — ответил Мактвирп. — Я думаю, что он выпал где-то здесь.

И мы пошли дальше, до нашей цели оставалось всего несколько сотен ярдов. Вдруг, к нашему ужасу, мы услышали звуки преследования далеко позади. Притворяться было бесполезно.

— Спасайтесь! — крикнул я.

К счастью, наш проводник был настолько захвачен врасплох, что прежде, чем он смог прийти в себя, мы убежали на значительное расстояние. В считанные секунды, казалось, мы достигли выхода и вырвались на чистый свет дня. Ободрённый мыслью о безопасности, я оглянулся назад.

Проводник остался далеко позади, оцепенев от неожиданности. Но навстречу нам на невероятной скорости мчалось нечто настолько отвратительное, что никакие мои слова не смогут описать это… Когда я повернулся, чтобы бежать, я услышал, как оно кричит задыхающимся, высоким голосом:

— Вы… уф-ф… против сгущённого молока?

Больше я ничего не слышал, потому что в этот момент разбитые барельефы входа обрушились на меня в полном и окончательном разрушении. Когда я пришёл в себя, мы уже были в воздухе, летели к безопасности и цивилизации, прочь от мрачных, кошмарных ужасов, которые так долго окружали нас, и из чьих немыслимых лап мы с таким чудом вырвались.

Перевод: А. Черепанов

Теодор «Эйбон» Дональд Клайн

Чёрный человек с охотничьим рогом

Theodore «Eibon» Donald Klein «Black man with a horn», 1980

«Чёрный [слова скрыты почтовым штампом] был удивителен — я должен получить его фотоснимок».

— Г. Ф. Лавкрафт, открытка Э. Хоффманну Прайсу, 23 Июля 1934 года.

В описании прошедшего времени от первого лица есть что-то успокаивающее. Такой способ вызывает в воображении образ какого-то рассказчика, сидящего за столом; он задумчиво пыхтит трубкой, находясь в безопасности своего кабинета. Его мысли теряются в спокойных воспоминаниях. Рассказчик ведёт себя сдержанно, как будто он не пострадал от того опыта, о котором собирается поведать.

Это само время говорит вместо него: «Я здесь, чтобы рассказать историю. Я пережило это».

В моём случае это описание совершенно точное, насколько это возможно. Я действительно нахожусь в некоем подобии кабинета: а точнее — в небольшой хижине, но одна её стена закрыта книжными полками, над которыми висит картина, изображающая Манхэттен. Её нарисовала, насколько помню, моя сестра много лет назад. Мой письменный стол — это складной столик, который когда-то тоже принадлежал ей.

Передо мной неустойчиво стоит на своих ножках электрическая пишущая машинка, она успокаивающе гудит, а из окна за моей спиной доносится знакомый гул старого кондиционера, ведущего одинокое сражение с тропической ночью.

Помимо этого, меня успокаивают слабые ночные шумы из темноты снаружи: ветер в пальмах, бессмысленное пение сверчков, приглушённая болтовня из соседского телевизора, случайная машина, сворачивающая с шоссе; я слышу скрежет коробки передач, и то, как она проезжает мимо моего дома…

Дом, по правде говоря, слишком громко сказано; это зелёное оштукатуренное бунгало высотой в один этаж, третье по счёту из девяти, расположенное в нескольких сотнях метров от шоссе. Единственным отличительным признаком моего бунгало являются солнечные часы во дворе, привезённые сюда из бывшего дома моей сестры, и зазубренный невысокий забор, теперь уже заросший сорняками. Забор сестра установила, несмотря на протесты соседей.

Это едва ли не самая романтичная обстановка, но при нормальных обстоятельствах она может стать адекватным фоном для медитаций в прошедшем времени.

— Я всё ещё здесь, — говорит писатель, приспосабливаясь к окружающей обстановке.(- Я даже взял необходимую трубку в рот, набив её табаком Латакия.)

— Всё кончено, — говорит он. — Я пережил это.

Утешающие слова, возможно. Только в данном случае это не так. Никто не может сказать, действительно ли опыт «закончился»; и если, как я подозреваю, заключительная глава ещё не началась, то концепция моего «переживания этого», покажется жалким тщеславием. Тем не менее, я не могу сказать, что мысль о своей собственной смерти меня особенно беспокоит.

Иногда я так устаю от этой маленькой комнаты с её дешёвой плетёной мебелью, скучными устаревшими книгами, наступающей ночью снаружи… Устаю от этих солнечных часов там во дворе, с их идиотским посланием: «Старей вместе с нами»…

Я сделал это, и моя жизнь, кажется, едва ли имела значение в плане вещей. Конечно, конец этого плана тоже не имеет большого значения.

«Ах, Говард, вы бы поняли. Это то, что я называю опытом путешествий!»

— Лавкрафт, 12 Марта 1930 г.

Если в этой истории настанет конец, пока я записываю её, финал обещает быть несчастливым. Но начало её совсем не такое; на самом деле оно может показаться вам смешным — полным комических шуток, упоминаний о мокрых брюках и пакете для рвоты, упавшем на пол.

— Я приготовилась выдержать это, — говорила старушка справа от меня. — Не буду скрывать, я была чрезвычайно напугана. Я держалась за подлокотники кресла и просто стиснула зубы. А потом, вы знаете, сразу после того, как капитан предупредил нас об этой турбулентности, когда хвост самолёта сначала поднялся, а затем опустился, шлёп-шлёп, ну, — старушка сверкнула зубными протезами и похлопала меня по руке, — могу сказать вам, нам не осталось ничего, кроме как трястись.

Где эта старая девушка подобрала такие выражения? Она пыталась меня подцепить? Её влажная рука сжала моё запястье.

— Надеюсь, вы позволите мне заплатить за химчистку.

— Мадам, — ответил я, — не думайте об этом. Костюм уже был уже испачкан.

— Такой хороший мужчина!

Она скромно наклонила голову ко мне, всё ещё сжимая моё запястье. Её глаза ещё не потеряли привлекательности, хотя белки уже давно стали цвета старых клавиш рояля. Но её дыхание отталкивало меня. Сунув бумажный пакет в карман, я позвонил стюардессе.

Предыдущий несчастный случай произошел за несколько часов до этого. Когда я карабкался на борт самолета в аэропорту Хитроу, окружённый, казалось бы, спортсменами