Дело всей жизни. Книга первая - Ульяна Громова

— Не, Ник, я пас. Выпить — да, а эта отрава… И тебе не советую, как врач и как друг.

— Отказать.

Расс поморщился и взял бокал, ссадив девчонку.

— Иди пока погуляй, рыбонька, — он сочно шлёпнул вставшую девушку по ягодице и проводил её жадным взглядом. — Так, где тут сортир?

Я пожал плечами.

— Я тут, знаешь ли, первый раз.

— Ладно, пойду, руки сполосну.

— Мои возьми, — протянул Рассу раскрытые ладони с широкой улыбкой пьяного идиота. Давно я так не наливался алкоголем. В висках стучало сильнее, слегка кружилась голова — рановато для такого объёма выпитого.

Друг перехватил меня за запястье и выдернул из-за стола.

— Давай, Ник, оглядимся в этом гадюшнике.

— Э-э, стой! Я тут собрался…

Расс одним движением смахнул не сахарную дорожку со стола и вытащил меня из випки за шкирку, как нашкодившего кота.

— Без меня, понял? Ты в курсе, как наркота действует на мозг?

— Я тебе щас вмочу…

— Потом не обмочись, придурок. Слушай меня внимательно! — друг вёл меня по видимым одному ему ориентирам куда-то сквозь толпу дёргавшихся под музыку тел и старался переорать бившие в грудь басы. — Наркота влияет на область мозга, запоминающую, что тебе приносило удовольствие. Если ты ширнёшься в моём присутствии, мозг запомнит кайфовый момент и обстоятельства. И каждый раз, когда, ты, кретин, будешь видеть меня, или слышать вот эту грёбаную долбёжку по ушам, или увидишь бутылку такого же вискаря, ты, урод, будешь мечтать ширнуться! Забей себе это в матрицу, дебил! Я не собираюсь быть твоим якорем. И да, всего кайфа от кокса десять минут, а проблем…

— Заткнись! Я уже понял: либо я не кокс, либо ты не друг.

— Впитал? Отлично! Мы на берегу договорились, что трахаемся, жрём и пьём — всё! И никаких…

— Я тебя ударю! Откуда ты такой на мою голову свалился, а?!

Мы, наконец, прорвались мимо цеплючих ноготков навязчивых девиц, вытерших о наши штаны и рубашки сотню рук. В коридоре, ведущем в сортиры, было тише — автоматическая дверь приглушала звуки. Расс добавил:

— К коксу, чтобы ты знал, привыкают с первого раза… если сразу не дохнут. И даже если не сдохнешь, станешь хиляком, а не… — он безжалостно шибанул меня в пресс кулаком, я едва успел смягчить удар, интуитивно выставив локоть, но реакция подводила, — качком и грозой девок. А знаешь почему? — Разумеется, ответа он не ждал. Расс из тех людей, которые, разозлившись, не остановятся, пока всё не скажут, потому я благоразумно молчал. — Потому что вся эта дурь сушит хлеще кетоза. Она просто отключает долю мозга, которая тащит тебя к холодильнику. Ты тупо не будешь хотеть жрать вообще и всё равно сдохнешь. Десять минут кайфа — и ты будешь блистать в ярком свете софитов в руках не тёлки с сиськами, а патологоанатома с циркулярной пилой.

— Отказать…

— Отказать, отказать… — передразнил меня Расс и смачно выругался, толкнув дверь в мужской туалет.

Следующие пять минут я пытался сфокусироваться на своём отражении в зеркале. Поплескал холодной водой в лицо, растирая глаза — всё будто пеленой подёрнулось, попил прямо из-под крана жижу с привкусом тины, и меня стошнило.

Вечер складывался совсем не так, как задумывалось. Я скривил губы и вжал голову в плечи в пьяном недоумении — как так? Побывать в Колумбии и не вдохнуть первосортный кайф?!

Похоже, я произнёс это вслух, потому что Расс, вымывший руки, ответил:

— Так же, как слетать в космос и не прогуляться по Луне без скафандра. Говорят, минуту-две прожить можно. — Я тяжело вздохнул. Друг хлопнул меня по плечу: — Жрать хочу. И рыбоньку. В жёны.

— Остынь, Расс…

Такие ошейники, как у нашей официантки, получают не просто так. Девушка могла быть жутким серийным убийцей или смертельно больна. Или она «слегка» задолжала колумбийским наркобаронам.

При любом раскладе её никто не отпустит, потому сумму назначили такую, что дешевле купить пару стран третьего мира и пояс астероидов. Таких вот рыбок ловят в мутных водах мутные дельцы для мутных развлечений. Я же всегда хотел только одного — трахаться!

— Ты мне всё настроение сдул, Ник. Пойдём, подрыгаемся.

— Многозначительно, — усмехнулся я и отвернулся от зеркала. — Надеюсь, не в конвульсиях.

Расс бросил на меня тяжёлый взгляд — эту дозу он ещё не раз припомнит мне для профилактики. А ведь на самом-то деле ширнуться не очень-то и хотелось. Я благодарно сжал плечо друга и вышел из сортира.

Общий зал с большим танцполом ничем не отличался от подобных в других клубах, где мы с Расселом не раз проводили время. Танцовщицы go-go на высоких тумбах завели публику так, что зал бушевал, как Атлантика в девятибалльный шторм. Биты буквально встряхивали кровь, взбалтывая коктейль из внутренностей и щедро плеснувшего адреналина.

Мир сошёл с ума. Зеркальные шары, ещё несколько минут назад медленно ронявшие глянцевые блики, словно налились венозной кровью и быстро крутились, расплёскивая багровые реки света. Музыканты как в трансе повторяли раз за разом всего несколько аккордов, но они прочно вбивались прямо в мозг.

Гитарист безжалостно драл не струны, а мгновенно натянувшиеся нервы, заставляя тело послушно дёргаться в примитивном ритме, размеренном, постоянном, лишь чуть отпускавшем на последней ноте, давая вздохнуть, и снова вспарывал уже следующую артерию, из которой текла не кровь, а всё, что делает человека человеком. И это всё за ненадобностью растаптывалось сотнями подошв.

Телу становилось легче, мозг, не обременённый разумом, заполоняли животные инстинкты: охотиться, трахать, убивать, упиваться наслаждением, чужой болью и абсолютной безнаказанностью. Поднятые вверх руки, ловившие хлеставшие по глазам струи света, от которых кружилась голова, чьи-то цепкие коготки, царапавшие грудь и спину под расстёгнутой рубашкой, уверенно зажавшая восставший член чья-то горячая ладонь в моих штанах, чьи-то губы на моих губах и шее — плевать! Нереальный кайф!

Все ощущения на грани, до нестерпимой боли, до отчаянного крика, и хочется сделать рывок в запределье, туда, где ничего невозможного нет, ведь там освобождение из плена хищных нечеловеческих страстей.

Всё внутри кипит и тяжело вращается огненной лавой, а сверху уже сыплется пепел сожжённых запретов и ограничений, и взбесившийся океан человеческих тел взвывает в утробном зверином вое и рыке, и экстаз заполоняет, взрывается в теле, раскатываясь под кожей острым коротким оргазмом.

И дико хочется ещё, с болью, с криком, с яростью. Невыносимо хочется кончить мощно и долго, и нет других желаний, только похоть, застившая глаза красным влажным туманом. Она бьёт в виски, пульсирует, кружит голову, заворачивая меня вокруг себя.

Руки сами хватают кого-то за что-то, и наша випка оказывается прямо перед глазами — сумасшествие настигло в двух шагах от неё. В ней Расс нежно трахает Рыбу, гладит её, наслаждаясь подмятым под себя девичьим телом, и я тоже хочу трахаться. Зверски хочу трахаться!