Кентавр в саду - Моасир Скляр

Тогда уж наступила очередь Белы разразиться взволнованной речью: дорогой ты мой, люблю, когда ты так говоришь, в такие минуты ты — человек! Она поцеловала его. Замечательно, кричала Таня, замечательно! Слушайте, может, их пора оставить одних, сказал Арманду; Паулу, найди-ка им быстренько свободную кровать, а то этим молодоженам не терпится, сейчас или никогда.

Внимание, граждане, сказал Паулу и постучал авторучкой по столу, я хочу, чтобы вы ознакомились с условиями оплаты и сказали, что вы об этом думаете. Все опять заговорили одновременно, несмотря на призывы Паулу к порядку. В конце концов мы решили, что дадим ответ как можно скорее, чтобы Паулу смог заключить сделку с владельцем земли.

Что ты об этом думаешь, спросил я Титу на обратном пути в машине. Ничего не думаю, ответила она. Так тебе не кажется, что для детей, да и для нас это было бы хорошо? — спросил я. Возможно, сказала она.

Я остановил машину. Что происходит, Тита? Она взглянула на меня: с кем? С тобой, сказал я, со мной, с нами обоими. Не знаю, о чем ты, сказала она, по-моему, все в порядке. Тогда я сошел с ума, сказал я, явно сошел с ума, Тита, потому что мне не кажется, что все у нас в порядке, по-моему, мы отдаляемся друг от друга. Скажи, ты что-то против меня имеешь?

Она опять взглянула на меня и, думаю, ей хотелось, чтобы в ее взгляде читалось изумление, но изумления не было, была грусть, безразличие, только не изумление.

Мы должны доверять друг другу, Тита, сказал я. В конце концов…

Она не дала мне договорить: знаю, Гедали, знаю, у нас с тобой много общего, копыта, например, но ведь все в порядке, чего же ты от меня хочешь?

Наша машина стояла посреди улицы, огромный грузовик сзади отчаянно гудел. Я включил первую передачу и тронулся с места.

На следующий день по телефону я сказал: можешь рассчитывать на нас, Паулу.

Паулу взялся найти остальных компаньонов по кондоминиуму и оформить покупку земли. Жулиу как специалист по недвижимости помогал ему. Необходимая сумма была собрана быстро. Тем не менее сразу приступить к делу не удалось: за два дня до начала строительных работ сместили Жангу. Жулиу (а все же вам, гаушу, дали наконец по шапке!) решил, что лучше переждать и посмотреть, как дело обернется. Ход событий убедил его, что опасаться нам нечего и что возникли даже некие новые возможности: у меня теперь друзья на самом верху, сказал он нам по секрету. И пожаловался на Белу: она день и ночь мне капает на мозги, что оставаться в Бразилии невозможно, хочет, чтобы мы переехали в Париж; и самое ужасное, что вбивает это в голову остальным. Но я их утихомирю, будьте уверены.

Строительством домов занялись три компаньона-архитектора с весьма сходными вкусами. Проекты были достаточно разнообразны для того, чтобы поселок не напоминал казарму, но разрабатывались на основе одной базовой модели, чтобы исключить зависть и соперничество. Не будем гнаться, как сумасшедшие, за квадратными метрами, говорила Беатрис, умерим наши аппетиты. Добрая, уравновешенная Беатрис напоминала мне Дебору. По моей просьбе она имела долгую беседу с Титой и в конце концов убедила ее обратиться к психотерапевту.

Я надеялся, что после того, как Тита пройдет курс лечения и мы переедем в кондоминиум, наши отношения наладятся. Да что там, надеялся — я был уверен в этом. Дело в том, что стали происходить странные события. Странные и обнадеживающие.

Может быть, из-за того, что мы долго носили брюки из толстой ткани и пользовались увлажняющими кремами, шкура на наших ногах становилась все тоньше, все больше походила на нормальную человеческую кожу. Процесс был неравномерным: образовывались отдельные области облысения, волоски на них выпадали, так что ноги теперь были похожи на географическую карту.

Ороговевший слой копыт тоже утончался; возможно, из-за сапог копыта становились более продолговатыми — что вынуждало нас время от времени снимать с них слепки, которые отправлялись в Марокко, откуда врач — постоянно повышая цены — регулярно высылал нам новые сапоги. Ваши копыта становятся все более похожими на человеческие ступни, писал он, и так оно и было.

Сыновья. Я любил играть с их ножками. Я нарочно тер их, чтобы видеть, как они краснеют. Казалось, что они даже увеличиваются в размере, напрягаются. Изнеженные ножки. Моим детям не суждено испытать того, что испытал я. Когда они подросли, мы стали играть в лошадки: я становился на четвереньки, они оба садились на меня верхом, и я пускался вскачь. Куда там вскачь! Я просто ползал на четвереньках. И больше напоминал кота, крадущегося за мышкой. Только я не гнался ни за какой мышкой, мыши остались там, в темном трюме грузового корабля, пересекавшего бурный океан, а я — я был у себя дома, с детьми и женой. Тепло, которым мы были окружены, растопило в моей душе льды, казавшиеся мне вечными. Хорошо. Правда, мальчишки, крепенькие, здоровые, весили порою многовато даже для бывшего кентавра. Но я не обращал внимания, ведь известно, что отец — все равно что Атлант, несет на себе тяжесть всего мироздания.

Незадолго до нашего переезда Паулу и Фернанда расстались. Она оставила ему дочь и уехала в Рио с каким-то летчиком. Мы с Титой навестили его в квартире, в которой он временно поселился. Он казался подавленным, но настроен был на то, чтобы продолжать жить нормально: я перееду в кондоминиум, хочу вырастить дочь на лоне природы. Вернется Фернанда — хорошо. Нет — что ж поделаешь!

Глаза у него были красные. Я обнял его: ничего, Паулу, мы с тобой еще побегаем вокруг футбольного поля. Вокруг парка в кондоминиуме, поправил он меня, я уже распорядился, чтобы там проложили беговую дорожку.

Угощение на новоселье Паулу готовил сам с помощью обслуги кондоминиума — группы северян, мужчин и женщин, членов секты (ее где-то обнаружила Таня), верящих в то, что грехи можно искупить только изнурительным трудом. Эти низкорослые смуглые люди, похожие на моего Пери или на индейцев хибаро, так и сновали туда-сюда с тарелками, вилками, ложками, бормоча молитвы.

День был солнечный, котлеты — превосходные, Тита радовалась, близнецы гоняли мяч. Иди играть с нами, папа, позвал один, а другой добавил: только поосторожнее с сапогами.

(Они ни разу не видели нас обнаженными. Спрашивали, почему мы всегда в сапогах, почему Тита носит брюки, а не платье. Доктор велел, отвечал я с чистой совестью: это была почти правда.)

Пошатываясь, подошел Жулиу со стаканом виски. Он был явно пьян. Не нравится мне, как эти северяне смотрят на наших женщин, проворчал он. Жулиу, сказал я, да они и глаз от земли не поднимают. Это тебе так кажется, сказал он, ты — гаушу, вы, гаушу, не знаете, что за народ эти северяне, а я-то их повидал. О чем это Жулиу разговорился? — спросила Бела. Ни о чем, ответил Жулиу, не твое дело. А то я не знаю, разозлилась Бела. Гадости всякие несешь об этих беднягах-северянах. Ты, Жулиу, мало того, что эксплуататор и реакционер — ты еще и неблагодарная скотина. Они тут работают в поте лица, а ты знай брюхо набиваешь, да еще и жалуешься на них. Совесть-то надо иметь, Жулиу!