Путь безнадежного - Аркадий Степной

За девять дней похода овцы, обутые в деревянные башмаки, напрочь сбили ноги, только хозотряд, проехавший весь путь в обозе на повозках, не пострадал. Сэр Хорнблай – старший сын графа, возглавивший лондейлские отряды, – разумно разместил безнадежных между коронными полками. Суровые копейщики задавали темп и подгоняли отстающих овец тупыми концами своих двухметровых копий.

Рустама с Дайлином Гарт еще в казарме обучил, как лучше обмотать ноги и подогнать под них свои грубые башмаки. Благодаря этому они избежали кровавых мозолей и сравнительно неплохо перенесли этот переход. Ночь солдаты провели прямо в поле, коронные полки развернули походные палатки. У безнадежных палатки были настолько дырявы и грязны, что большинство заночевало прямо под открытым небом, благо погода стояла ясная. Рыцари направились на ночевку в расположенный неподалеку замок, пригласив с собой офицеров коронных полков. Капитана безнадежных они с собою не позвали, и он вместе со своими людьми и сержантами отправился в близлежащую деревеньку в надежде найти там постоялый двор. С овцами остались только капралы, которые, отчаянно ругаясь, забрали у хозотряда единственную пригодную палатку.

Утро началось с происшествия: при перекличке недосчитались трех солдат из второго пула первой сотни. Капитан безнадежных раздобыл в деревне вина и сейчас вместе со своими сержантами и стражниками еле держался в седле. Разъяренный Хорнблай после первых же его слов двумя сильными ударами сбил капитана с лошади. Выбрав из стражников десяток посвежее, он отправил их вместе с полковым целителем на поиски беглецов под командой сержанта коронных арбалетчиков. Целитель, выпивший этой ночью не меньше своего капитана, тем не менее живо протрезвел при виде скорой расправы, проведенной над его собутыльником, и, немного пошептав и покрутившись посреди поля, уверенно указал направление, по которому и направилась погоня. Тем временем Хорнблай, не желая тратить больше времени, приказал командирам построить отряды в походные колоны и незамедлительно продолжить путь.

В дороге капитан, украшенный лиловым синяком во всю щеку, вволю отыгрался на своих унтерах и сержантах. Он хлестал их по лицам, пока не разбил себе руки в кровь, те в свою очередь не замедлили отыграться на капралах. Незадачливому капралу, к десятку которого и принадлежали сбежавшие солдаты, выбили несколько зубов и так отделали, что остаток пути он проделал в обозе на повозке. Всех солдат из второго пула капралы и сержанты избили в кровь, и они с трудом преодолели остаток пути. Досталось и остальным, но уже между делом. Хорнблай и другие рыцари ехали во главе колоны и не вмешивались в воспитательный процесс.

В пути колонну нагнали стражники, посланные на поимку дезертиров. Они на арканах притащили троих беглецов, лица которых настолько опухли от побоев, что бывшие товарищи едва узнали их по одежде. Хорнблай приказал командирам выстроить солдат, и на глазах у всех, под бой полковых барабанов, беглецов вздернули на суку старого дерева. На лбу каждого приговоренного стражники предварительно выжгли специальным клеймом слово «Дезертир». Рустама с Дайлином чуть не вырвало от этой зловещей церемонии, Гарт, напротив, перенес ее весьма спокойно, как опытный солдат, он старался сполна использовать в походе каждую минуту передышки.

Экзекуция явно произвела впечатление на безнадежных, они подтянулись, и коронным копейщикам, следовавшим за ними, уже не приходилось подгонять отстающих. Даже жестоко избитые солдаты второго пула старались поддерживать темп, выбиваясь из последних сил.

В оставшиеся дни происшествий не случилось. Сэр Хорнблай, несмотря на свою молодость, военную службу знал явно не понаслышке. Лондейлские полки не потеряли больше ни одного солдата, и к вечеру девятого дня они наконец достигли места сбора королевской армии.

На северном берегу небольшой, но весьма бурной речушки Мальва раскинулся лагерь Карла Четвертого – короля Глинглока. Небольшую долину между рекой и густо заросшим лесом покрыли белые шатры королевской армии. На небольшом пригорке у самой реки возвышался большой алый шатер с королевским флагом – ставка самого Карла Четвертого. Вокруг него расположились белоснежные шатры баронской конницы. Справа от них, ближе к лесу, разбили свои походные палатки коронные полки. У самой Норфолдской дороги Рустам увидел скопление шалашей и рваных грязных палаток, Гарт махнул в их сторону рукой и сказал, подтверждая его догадку:

– Безнадежные – наши собратья по несчастью.

Сэр Хорнблай вместе со своими рыцарями отделился от колоны и направился к королевскому шатру. На этом его заботы о лондейлских отрядах закончились. Коронные полки и безнадежные отныне поступали под начало королевских генералов. Коронные направились к лесу, где виднелись солдатские палатки и знамена коронной пехоты, а безнадежные, как Рустам и предполагал, расположились недалеко от тракта в окружении других овец его величества.

Уже стемнело, для капитана поставили единственную целую палатку, а остальные солдаты разместились прямо на земле под открытым небом. На расположение безнадежных опустилась темнота и тишина. Со стороны рыцарских шатров доносились веселая музыка и женские голоса. Сотни факелов озаряли королевскую ставку, там рекой лилось вино и кипела жизнь. Именно среди шатров знатных баронов расположились маркитанты и веселые девицы, шуты и музыканты. В преддверии битвы знатные рыцари как никогда более были расположены к щедрости и веселью, чем и спешила воспользоваться вся эта публика, неотступно следовавшая за войском в поисках своей выгоды. В расположении коронных полков было намного тише, но и там ярко горели костры и факелы, слышался смех и расторопные торговцы вином спешили избавиться от своего товара. Королевские овцы, расположение которых было покрыто темнотой и тишиной, с завистью прислушивались издали к кипению жизни, доносившемуся до их слуха. Подойти поближе им не давали строгие часовые, окружавшие их лагерь.

Рустам с Дайлином расстелили прямо на земле свои циновки и устроились на отдых. Неутомимый Гарт, узнав в одном из часовых своего старого знакомого, на время покинул их, чтобы перекинуться с ним словечком. Дайлин, утомленный дорогой, с удовольствием вытянул свои уставшие ноги и быстро заснул. Рустаму не спалось, он лежал на спине, заложив под голову руки, и смотрел на звезды. Небо этого мира, никогда не знавшего автомобильных выхлопов, было кристально чистым и открывало звезды во всем их великолепии. Рустам никогда особо не заглядывался на небо в своем мире и не разбирался в родных созвездиях. И тем не менее звезды, которые сейчас горели перед его глазами, несмотря на все их великолепие, были для него чужими. «Увижу ли я когда-нибудь родное алматинское небо, покрытое густым смогом автомобильных газов?» – спросил он у самого себя. Тоска и грусть охватили его в эти минуты, сжимая грудь холодными тисками. Уже почти месяц провел он в этом чужом для него мире. И если бы не поддержка Дайлина и Гарта, еще неизвестно, дожил бы он до этого дня. В таких грустных размышлениях он и лежал, смотря в чужое небо и прислушиваясь к звукам, доносившимся от рыцарских шатров.

Но и грусть, и тоску по родине словно холодной водой смыли первые же слова вернувшегося Гарта:

– Готовься, Рус, завтра будет большая драка. Остроухие и бородатые уже ждут нашего короля в часе пути отсюда.