Девушка с Рублевки - Наталья Баклина

– Лариска, привет! Как вы там? Как Виктор?

Я стояла босиком на мокром полу и мерзла. Звонок сотового телефона вытащил меня из-под душа, я накинула полотенце и побежала отвечать – почему-то мелькнула мысль, что это мама звонит или Никитка. Но голос в трубке был не мамин, хотя очень знакомый.

– Ларис, это Алена, мы прилетели, паспортный контроль проходим. Я тебе сразу и позвонила, как телефон заработал. Как дела у Виктора? Что-то у него мобильник не отвечает. Обошлось с аппендицитом?

– Обошлось, у него оказалась флегмона.

– Что за фигома? Он сейчас где?

– В больнице, ему фигню эту вырезали, выздоравливает уже.

– Обалдеть! И когда он туда попал?

– Да сразу же, нам «скорую» в аэропорт вызывали. Хожу вот к нему теперь, передачки таскаю.

– Лариска, я тоже хочу к нему зайти! Проведешь?

– Да там свободно всех пускают. Адрес записывай, это возле «Планерной», оттуда маршруткой доедешь, позвонишь, я встречу!

Я продиктовала Аленке, как добраться до больницы, и вернулась под душ греться. И успокаиваться. Ее звонок всколыхнул улегшуюся было за два дня тоску по сказке, которой меня сначала поманили, а потом так неожиданно из нее выдернули. Я как-то уже смирилась с тем, что все закончилось. Пострадала чуть, пока позавчера фотографии с цифровика на компьютер скачивала: классные, кстати сказать, получились снимки, – и смирилась. Тем более что есть чем заняться, кроме как страдать. Порядок вон в квартире навести нужно после ремонта. Самвел, умничка, все закончил вовремя и сделал так хорошо – не придерешься. Сразу видно, что на совесть человек работал, не абы как. Не зря я вчера по Москве целый день гуляла, чтобы не мешать линолеум стелить в прихожей. Заодно весну пофотографировала.

И шефа подловила, щелкнула в палате. Принесла ему буженины, соку и фруктов; с его мамой, слава богу, не столкнулась. Я фыркнула, вспомнив, каким стало у шефа лицо, когда я сказала, что ничего существенного специально не принесла, знаю, что ему котлеты доедать. Пенкина будто аж перекосило! А потом он почему-то шепотом признался, что матушка впихнула-таки в него две котлеты, а остальные он отдал соседу по палате, который оказался киргизом. Самат приехал в Москву на заработки, устроился на стройку и на третий день работы напоролся на арматурину, серьезно поранив ногу. Заработать ничего не успел, родственников и знакомых у него в Москве не было. Поэтому передач Самату никто не носил, и он перебивался больничной едой и тем, чем делились сопалатники. Так что, скормив котлеты соседу, Пенкин, во-первых, оказал парню гуманитарную помощь, а во-вторых избавился от нелюбимой еды. А на сегодня шеф попросил сварить ему картошки и раздобыть соленых огурцов. Пойду проверю картошку, сварилась уже, наверное.

Я вылезла из-под душа и отправилась на кухню проверять картошку. Желтоватые клубни кое-где треснули, показывая рассыпчатый излом. Огурчики я у бабульки возле метро еще вчера купила – вку-у-усные, еле удержалась, чтобы все не схрупать. И селедку взяла в супермаркете, уже готовую, кусочками. Так что будет моему шефу сегодня пир горой, как-никак праздник, День Победы!

Шеф меня ждал возле палаты, сидел в холле на кресле-каталке возле диванчика.

– Виктор Алексеевич, вы уже встаете? Врач ведь говорил, что вам минимум неделю надо будет лежать.

– Да заколебался я лежать. Михалыча на праздники домой отпустили, Сулеймана в другое отделение перевели, вместо него какого-то забулдыгу положили, всю ночь храпел и сейчас трещит, как отбойный молоток. У меня от него голова разболелась. Ты что мне принесла?

– Картошку сварила, огурчики соленые и еще селедка. Будете?

– Потом, попозже, – сглотнул слюну шеф.

– Потом остынет. Хотите, я сюда тарелку принесу, вы здесь поедите?

Шеф оглянулся. В холле был народ, но как-то в стороне от нас. В креслах неподалеку сидели толстый мужчина и пожилая женщина. Мужчина брюзгливо рассказывал ей что-то о беспорядках в палате, называя женщину мамой. Больной старик в выцветшей пижаме и две женщины, видимо, дочь с внучкой, сидели чуть поодаль возле фикуса. Старик откусывал от бутерброда и запивал кефиром. Женщины внимательно смотрели ему в лицо.

– Давай неси, – решился Пенкин.

Я пошла в палату за посудой. Действительно, вместо задумчивого Сулеймана на кровати возле умывальника храпел укрытый с головой мужик. Звуки он издавал такие, будто под его кроватью кто-то беспрестанно заводил трактор «Беларусь». Больше в палате никого не было. Я взяла тарелку с тумбочки шефа, вытряхнула из нее апельсиновые корки и спитые чайные пакетики, сполоснула и понесла тарелку в холл.

– Нет, Ларис, что-то мне неловко тут закусывать, – передумал шеф. – Помоги мне в палату вернуться.

Я толкнула кресло-каталку, оно послушно развернулось и поехало к палате. Возле кровати шеф осторожно встал и аккуратно уложил себя на больничную койку. Да, не так он еще крепок, каким хочет казаться.

Сервировка на прикроватной тумбочке получилась отличнейшая: теплая картошечка на тарелке, крепкие огурчики и кусочки сельди в винном соусе в открытой пластиковой плошке.

– Да, под такую закуску сто грамм так и просятся! – сказал шеф, потирая руки.

– Не пойду, и не просите, – предупредила я.

– Точно не пойдешь? – хитро взглянул на меня Пенкин. – А то бы выпили на брудершафт.

– Виктор Алексеевич, – всплеснула я руками, – не начинайте, а то уйду!

– Да ладно тебе! – Шеф с удовольствием надкусил сначала картошку, потом огурчик. – Будешь?

Я кивнула и тоже взяла картошечку и огурчик. Они так пахли, что трудно было удержаться.

– Ага, – засмеялся Пенкин, – вот у нас и получился брудершафт. Мы с тобой едим из одной тарелки. А по древнему народному обычаю, если люди едят из одной тарелки, они могут говорить друг другу «ты». Будешь говорить мне «ты»?

– А целоваться надо?

– Ну, не обязательно.

– Тогда буду. Витя, возьми селедочку, – сказала я, подражая интонациям его мамы.

Пенкин вздрогнул, а потом расхохотался:

– Ну ты даешь! Говоришь прямо как моя мама!

– Мужик, а сколько времени, а? – спросил «трактор „Беларусь“, высовывая из-под одеяла лохматую голову и глядя на нас заплывшими опухшими глазами.

– Не знаю, я без часов, – поджал губы Пенкин.

– А вы тут чё, бухаете, что ли?

– Мы тут обедаем, а время – тринадцать двадцать, – ответила я.

– Ларис, что-то мне есть расхотелось. Давай, ты все уберешь, и мы опять в холл поедем, – попросил шеф.

Я кивнула. Вот ведь не вовремя мужик из-под одеяла вылез, все веселье нам испортил. Я накрыла еду пакетом, помогла шефу выбраться из кровати, сесть в кресло, и мы потихоньку снова прикатили к диванчику. Недовольный толстый мужчина в очках и его мама уже ушли. Мы с Пенкиным в своем углу оказались без соседей. Шеф выглядел сосредоточенным и серьезным.