Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт

Тем не менее госпитальеры не оставались в стороне от интересов королевства, и их вовлеченность в его политическую жизнь составила основной предмет разногласий бессонных собеседников. Особенно возмущался один их монахов, донельзя разгневанный сведениями, полученными им накануне днем от вышестоящего церковного чина. Оказалось, что король всерьез подумывает о привлечении в Заморье поселенцев, намереваясь посулить им и землю, и выход к воде — лишь бы приехали.

Стало быть, колоны.[9] О таком в Заморье еще не слыхивали — о пришлых людях, которые будут возделывать землю, осядут на ней, поселятся в Иерусалиме и станут полноправными жителями нового королевства. Пилигримов же в этих пределах всегда было видимо-невидимо. Они пешком брели сквозь страну в любое время года и в любую погоду, но само их название обрекало их на постоянное странствие — куда-либо или откуда-нибудь. Они и не испытывали желания осесть и начать новую жизнь в новых краях. А переселенцы — это те, кто оставит дома все нажитое и поедет на край света, в Иерусалим, чтобы тут обосноваться. А значит, их следовало к этому всячески поощрять и лелеять их присутствие.

Гнев монаха вызвали отнюдь не сами поселенцы — напротив, он был всецело за новый почин. Рассердили его известия о нежелании короля выделить хоть сколько-нибудь значительное войско для поддержания порядка на дорогах. По словам монарха, выходило, что он не собирается обеспечивать безопасность тем, кого он с таким усердием к себе завлекал. Как же может здравомыслящий человек подвергать фермеров — простых, мирных, работящих людей с женами и детьми — риску проживания в местностях, где их жизни будет ежедневно угрожать опасность. Сам вопрошающий не видел никакого смысла в такой инициативе, хотя среди его собратьев нашлись такие, кто высказал доводы в защиту короля.

Исчерпав достойные аргументы, некоторые из их группы ворчливо заметили, что однажды дождутся дня, когда им придется взяться за меч, но общее мнение, как и прежде, склонялось к тому, что разбойники необоримы до тех пор, пока какая-либо настоятельная — и с точки зрения большинства, неизбежная — необходимость не приведет к созданию отряда стражников, возможно, на наемной основе, в исключительную обязанность которому будет вменено сохранение безопасности дорог в окрестностях Иерусалима.

В ту ночь Гуг так и уснул с улыбкой на губах, вызванной счастливым простодушием братьев-госпитальеров. Он так давно пребывал в Заморье, что любое проявление альтруистических побуждений в этой неприветливой земле находил смехотворным, и ничто из услышанного той ночью не изменило его воззрений. Но с тех пор он начал испытывать неподдельное уважение к рыцарям-госпитальерам и искренне полагал, что они вполне заслужили всяческое участие и помощь в их самоотверженном служении.

Гуга порадовало, что стражники охраняют госпиталь на совесть, поскольку не пропустили появление чужаков. Он представился и назвал причину своего посещения. Старший стражник подробно объяснил ему, куда пройти и к кому обратиться. Гуг и Арло на удивление быстро отыскали койку, на которой лежал человек, на первый взгляд слишком тщедушный, чтобы называться их приятелем Годфреем Сент-Омером.

Тем не менее это был он, и посетители в первый момент не знали, как скрыть боль и смятение от такого ужасного зрелища. От недоедания Годфрей ослаб, усох и постарел, но, как и прежде, просиял при виде друзей: лицо его озарилось слабой, но узнаваемой улыбкой, обнажившей зубы в подобии мертвенного оскала.

— Гоф, старина… — Де Пайен склонился над койкой и, взяв друга за руку, тихонько ее пожал. — Боже, как я рад тебя видеть.

Сент-Омер кивнул, а Гуг махнул рукой в сторону своего спутника:

— Ты, наверное, теперь и не узнаешь этого мошенника, а ведь это Арло… потолстел, полысел и постарел, как и все мы.

Годфрей снова улыбнулся и поднял было слабую, безжизненную руку, собираясь что-то сказать, но Гуг не дал ему начать:

— Тебе лучше не разговаривать. Теперь мы здесь, и твоим лишениям конец. Мы приехали сразу, как получили весточку от тебя. Ты пока полежи, а мы пойдем и договоримся, чтобы забрать тебя с собой в Иерусалим. Там тебе будет лучше, вот увидишь. Там теперь все изменилось — с тех пор как ты видел город в последний раз.

Гуг понял, что впустую тратит время на болтовню, и умолк. Затем он еще раз попросил Годфрея обождать, а сам в сопровождении Арло отправился на поиски дежурного по госпиталю.

Они не могли лучше подгадать со временем. Оказалось, что вот уже неделю монахи формируют караван, идущий в Иерусалим, намереваясь отправить с ним самых тяжелых больных, поскольку тамошняя лечебница госпитальеров была не в пример лучше оснащена. Охрану путешественникам должен был обеспечить возвращающийся в Святой город отряд рыцарей, и все приготовления к отъезду были практически закончены. Каравану предстояло тронуться в путь утром следующего дня.

К сожалению, братство располагало всего пятью прочными крытыми повозками, но все места в них до последнего дюйма были уже распределены для людей в гораздо худшем состоянии, чем Годфрей Сент-Омер. Де Пайена и Арло это ничуть не обескуражило; добрые полдня они потратили на поиски средства для перевозки и наконец разжились одноупряжной двухколесной тележкой — единственным транспортом, который еще оставался в Иерихоне. Ее станина была достаточно широкой, чтобы вместить даже двух лежащих рядом людей, а благодаря бортам дно можно было устлать толстым слоем соломы. К тому же в их края были вделаны обручи, позволявшие натянуть сверху полотняный навес и защитить хворых пассажиров от солнца.

Владелец тележки не соглашался ее продать, но, поскольку де Пайену она требовалась всего на одно путешествие, он нанял ее вместе с хозяином-возницей. Тот, узнав, что сам сир Гуг будет сопровождать караван, охраняя покой своего больного друга, согласился на поездку без дальнейших препирательств.

На следующее утро они, как и предполагалось, отправились из Иерихона и уже через пять дней были в Иерусалиме. Гуг и Арло поместили Годфрея в богадельню при старинном монастыре Святого Иоанна Крестителя, располагавшемся вблизи храма Святого Гроба. Заручившись обещанием госпитальеров подобающим образом ухаживать за их другом, пока он окончательно не поправится, оба вернулись в свое жилище.

Несмотря на плачевное состояние, Сент-Омер удивил Гуга тем, что во время переезда нашел в себе силы рассказать о своих злоключениях. Оказалось, что он попал в плен к последователям Мухаммеда и все это время был гребцом, прикованным к веслу на корсарской галере.

В первый день отряд едва ли проделал десять миль пути, вынужденный продвигаться крайне медленно, чтобы не растревожить больных и раненых. Тем не менее шесть повозок находились под надежной охраной хорошо вооруженных рыцарей, поэтому, когда караван остановился на ночлег неподалеку от дороги, никто в нем не опасался ночного нападения разбойников.