Пятнадцать часов - Митчел Сканлон

— Тупые сукины дети! — проревел Давир, но его крик почти полностью потонул в оглушительном грохоте. — Это уже третий раз за месяц!

Тело Ларна вздрагивало в такт сотрясающейся от многочисленных взрывов земле, и он, закрыв глаза, в ужасе вжался лицом в грязь, хотя его губы не переставали шептать литанию о спасении. Но и во время молитвы в голове у него роилось множество новых вопросов, порожденных гневом и отчаянием. «Как это может быть? — думал он. — Булавен ведь сказал, что это наши пушки. Почему же они стреляют по нам?» Но ответа не было — лишь все новые и новые взрывы да фонтаны грязи, которые без конца поднимал продолжавшийся обстрел.

Но тут, к счастью для них, взрывы вдруг как-то сразу прекратились.

— А ну, живо-живо-живо! Всем из окопа! — истошно закричал Давир. — Давайте быстрее, пока ублюдки не перезарядили орудия!

С трудом поднявшись на ноги, когда другие уже взбирались на заднюю стену окопа, Ларн быстро, как только мог, последовал за ними. Перемахнув через стену, он увидел, что все они рванули вниз по склону, в сторону линии блиндажей, и пробежали уже больше половины пути. Отчаянно бросившись вслед, Ларн поначалу не слышал ничего, кроме шума крови в ушах и бешеного биения собственного сердца. Но затем, медленно и неотвратимо, как в ночном кошмаре, к нему пришло ясное осознание того, что он снова слышит свист подлетающих к земле снарядов и что ему не успеть добежать до спасительных блиндажей.

Оглушительный взрыв, внезапно раздавшийся совсем рядом, сбил его с ног и засыпал сверху потоками грязи. Когда же Ларн пришел в себя и почувствовал, что лежит на спине, под тяжелым слоем земли, жуткий страх от мысли, что он похоронен заживо, мгновенно охватил все его существо. Только открыв глаза и увидев над собой свинцовое небо, он понял, что все еще на поверхности. Отплевывая набившуюся в рот землю, Ларн, шатаясь, снова поднялся и провел несколько долгих, смертельно опасных для себя секунд в бессмысленном брожении, растерянно озираясь по сторонам и ощущая, как колеблется под ним почва, сотрясаясь от все новых и новых взрывов. Каким же облегчением было для него услышать знакомый голос, который сумел докричаться до него не только сквозь раскаты взрывов, но и сквозь шум, который стоял сейчас у него в голове.

— Сюда, салажонок! — раздался громкий крик. — Мы здесь! Давай сюда!

Это был Булавен. Стоя в укрытии, у входа одного из блиндажей, стены которого были надежно укреплены мешками с песком, здоровяк отчаянно махал ему. Увидев его, Ларн не то побежал, не то заковылял в его сторону, и когда наконец достиг спасительного укрытия, то лишился сил и почти рухнул на протянутые к нему руки. Без промедления подставив плечо, Булавен помог ему спуститься по ступеням, в то время как какой-то другой, чрезвычайно угрюмый варданец поспешно захлопнул за ними дверь блиндажа.

— …жонок… — доносились до него сквозь шум в ушах обрывки слов Булавена, — …совсем рядом… думали… теря… тебя…

— …жонок… — снова что-то сказал Булавен, и те слова, которые Ларн разобрал, прозвучали неясно и приглушенно, будто голос здоровяка был затухающим эхом в длинном тоннеле. — Ты ка… в… рядке?..

— …жонок!.. — Лицо Булавена покраснело от волнения, но тут Ларн вдруг почувствовал ужасную слабость, и мир вокруг стал далеким и тусклым.

— …жонок!..

В глазах Ларна потемнело, и он потерял сознание.

Следующее, что он воспринял, были мрак и запах сырой почвы. Напрягая глаза, Ларн посмотрел вверх и увидел над собой узкий прямоугольник серого неба, со всех сторон окруженный стенами из черной земли. Когда же он попытался подняться, то обнаружил, что конечности его не слушаются. Он не мог пошевелиться, однако факт паралича был воспринят им с удивительным смирением и покорностью. Вдруг он увидел, как с какой-то головокружительной, как ему показалось, высоты к нему вниз заглянули четыре сгорбленные фигуры в лохмотьях. По чертам и морщинам высохших лиц он их тут же узнал. Это были те самые старухи, которые увозили трупы после сражения. Глядя на него с усталым безразличием, они начали говорить, причем одна продолжала речь там, где только что остановилась другая, следуя, похоже, некому ритуалу, который они выполняли до этого уже тысячи раз.

— Он был героем, — начала первая старуха, и тут Ларн начал медленно сознавать, что происходит какая-то ужасная ошибка. — Все они герои. Все гвардейцы, которые погибли здесь.

— Они — мученики, — продолжила другая, стоящая рядом. — Проливая свою кровь, чтобы защитить нас, они превратили почву, на которой стоит этот город, в священную землю.

— Брушерок — это наша святая, неприступная твердыня, — продекламировала третья. — Оркам никогда им не завладеть. Сначала мы отобьем их атаку. Затем перейдем в наступление и возьмем под контроль всю планету.

— Так говорят нам комиссары, — добавила четвертая, без особой уверенности в голосе.

Затем старухи отвернулись и, шурша надетым в несколько слоев рваным тряпьем — чем немало напомнили Ларну хлопающих крыльями черных ворон, — снова исчезли из поля зрения. Юноша же продолжал спокойно лежать на спине, но, вглядываясь над собой в узкий прямоугольник серого неба, ощутил, как прежняя безмятежность постепенно сменяется предчувствием чего-то непоправимого и ужасного. «Здесь что-то неправильно, — подумал он. — Они говорят так, будто я уже умер! Слепые они, что ли? Не видят, что я еще жив?» Он хотел крикнуть им, позвать, сказать, чтобы они вернулись и помогли ему вылезти из этой странной ямы, в которой он оказался, но слова отказывались слетать с его уст. Оказалось, что и губы его, и язык были так же парализованы, как и все другие части тела. Тут до Ларна донесся резкий скребущий звук, будто совок лопаты вошел в сырую землю, и он сразу понял, что все ужасные предчувствия, которые зародились у него мгновением раньше, вот-вот станут реальностью.

«Это не яма! — сказал он себе уверенно, и его разум вскипел от отчаяния. — Это могила! И они собираются похоронить меня заживо!»

— Не стоит скорбеть по этой отлетевшей душе, — услышал он сверху строгий и ровный голос, когда первые комки земли упали на него. — Человек, рожденный от женщины, не создан для вечности. А раз жизнь ему дает наш бессмертный Император, то значит, и смерть в Его воле.

Почувствовав, как комья земли бьют его по лицу, Ларн предпринял отчаянную попытку подняться на ноги. Завопить. Закричать. Позвать на помощь. Все напрасно. Он был не в силах даже пошевелиться.

— Ибо, хотя душа бессмертна, телу надлежит покинуть этот мир, — ровно и невозмутимо продолжал вещать голос. — Так пусть же останки этого человека будут преданы разложению, ведь только Император может жить вечно!

Бессильный что-либо сделать, Ларн почувствовал, как еще одну лопату земли бросили ему на лицо, после чего он будто ослеп. Затем, когда частицы влажной почвы стали проникать ему в рот и ноздри, он ощутил еще один удар комьев земли по телу. С каждой лопатой земли, что безжалостно бросали на него невидимые, ни на мгновение не прекращавшие свою работу могильщики, тяжесть становилась все более невыносимой. Очень скоро чудовищная масса, что лежала у него на груди, сдавила ему легкие, а рот и нос забило землей так, что он не мог больше дышать. Биение сердца стало замедляться, и его, теперь уже немого и слепого, охватил предсмертный приступ бессильного отчаяния. Последним, что он услышал, был бесконечный поток слов, который скороговоркой произносил над ним спокойный, безжалостный голос в жуткой тишине: