Стоунер - Джон Уильямс

– Не понимаю, сэр, – возразил Уокер. – Я уже выполнил свою работу. Если я соглашусь сделать еще одну, я признáю тем самым… я…

– Хорошо, – сказал Стоунер. – Тогда дайте мне рукопись, от которой вы… отклонились сегодня, и я посмотрю, годится ли она на что-нибудь.

– Сэр! – воскликнул Уокер. – Я бы не хотел выпускать ее из рук в настоящий момент. Это очень сырой черновик.

– Ничего страшного, – сказал Стоунер, ощущая сумрачный, беспокойный стыд. – Я сумею выяснить то, что мне надо.

Уокер хитро прищурил глаза:

– Скажите мне, сэр, вы еще кому-нибудь предлагали передать вам рукопись?

– Нет, – ответил Стоунер.

– Тогда, – заявил Уокер торжествующе, почти радостно, – я из принципа должен отказаться дать вам мою рукопись. Если бы вы у всех требовали рукописи – тогда иное дело.

Стоунер посмотрел на него долгим, ровным взглядом.

– Ну что ж, мистер Уокер. Вы приняли решение. Значит, так тому и быть.

– Как мне это понимать, сэр? Какой оценки я могу ждать за этот курс?

Стоунер издал короткий смешок.

– Вы изумляете меня, мистер Уокер. Неудовлетворительной, какой же еще.

Уокер постарался сделать из круглого лица вытянутое. С горьким смирением мученика он произнес:

– Понимаю, сэр. Пусть так. Человек должен быть готов страдать за свои убеждения.

– И за свою лень, нечестность и невежество, – сказал Стоунер. – Мистер Уокер, от того, что я вам скажу, толку, подозреваю, будет мало, и все же настоятельно советую вам обдумать свое положение в этом учебном заведении. Я всерьез прихожу к мысли, что вам не место в аспирантуре.

Чувство, которое проявил, услышав это, Уокер, впервые за все время напомнило подлинное; негодование подарило ему нечто похожее на достоинство.

– Мистер Стоунер, вы слишком далеко зашли! Вы не можете так думать.

– Я, безусловно, так думаю, – возразил Стоунер. Уокер помолчал, внимательно глядя на Стоунера. Потом сказал:

– Я был готов принять оценку, которую вы мне поставите. Но вы должны понимать, что этого я принять никак не могу. Вы подвергаете сомнению мою компетентность!

– Именно так, мистер Уокер, – утомленно согласился Стоунер и поднялся со стула. – А теперь извините меня…

Он двинулся было к двери – но его остановил возглас Уокера, выкрикнувшего его фамилию. Стоунер обернулся. Лицо Уокера побагровело и до того вздулось, что глаза за толстыми стеклами очков стали крохотными.

– Мистер Стоунер! – крикнул он снова. – Не думайте, что поставили на этом деле точку. Поверьте мне, она еще не поставлена!

Стоунер окинул его тусклым взглядом, лишенным любопытства. Рассеянно кивнул, повернулся и вышел в коридор. Он с усилием передвигал ноги по голому цементному полу. Он чувствовал себя опустошенным, старым, уставшим.

Да, точка еще не была поставлена. Семестр окончился пятницу, а в понедельник Стоунер выставил оценки. Эта часть преподавательской работы нравилась ему меньше всех остальных, и он всегда старался разделаться с ней как можно быстрей. Он поставил Уокеру “неудовлетворительно” и больше о нем не думал. Неделю между семестрами он потратил в основном на чтение первых вариантов двух диссертаций, которые в окончательном виде должны были быть представлены весной. В обеих он увидел много погрешностей, и диссертации потребовали пристального внимания с его стороны. Он почти не вспоминал про эпизод с Уокером.

Но через две недели после начала второго семестра ему пришлось о нем вспомнить. Однажды утром он обнаружил в своем почтовом ящике записку от Гордона Финча с просьбой зайти к нему в кабинет в удобное для него, Стоунера, время.

Дружба между Гордоном Финчем и Уильямом Стоунером достигла той стадии, какой достигают все подобные многолетние дружбы; она была непринужденной, глубокой и интимно-сдержанной чуть ли не до обезличенности. Они редко встречались во внерабочей обстановке, хотя Кэролайн Финч время от времени ненадолго заглядывала к Эдит. Когда Гордон и Уильям разговаривали, они вспоминали молодые годы, и каждый представлял себе другого таким, каким он был в прежние времена.

У Финча в его сорок с небольшим была прямая, но мягкая осанка человека, усиленно старающегося не потолстеть; лицо тяжеловатое и пока без морщин, хотя щеки начинали провисать и под затылком плоть круглилась валиком. Его волосы изрядно поредели, и он начал зачесывать их так, чтобы это меньше бросалось в глаза.

Когда Стоунер пришел к нему в кабинет, они первые несколько минут вели малозначащую беседу о семьях; Финч вежливо сделал вид, что воспринимает брак Стоунера как нормальный, Стоунер вежливо изумился, что у Гордона и Кэролайн уже такие большие дети, что младший из двоих ходит в детский сад.

После того как они почти автоматически отдали положенную дань своей давней дружбе, Финч рассеянно поглядел в окно и сказал:

– Так, о чем же я, собственно, хотел с тобой поговорить? Ах да. Декан аспирантского колледжа посчитал, что именно мне как твоему другу следует обсудить с тобой одну вещь. Ничего серьезного. – Он опустил глаза в свой блокнот. – Всего-навсего некий разгневанный аспирант. Он заявляет, что ты погано с ним обошелся в прошлом семестре.

– Уокер, – сказал Стоунер. – Чарльз Уокер.

Финч кивнул:

– Да, он самый. Что там у тебя с ним такое? Стоунер пожал плечами.

– Полное впечатление, что он не прочел ничего из списка литературы, – это был мой семинар по латинской традиции. Чтобы завуалировать свое незнание, он, когда делал доклад, резко отклонился от темы. Я предоставил ему выбор: либо подготовить новый до клад, либо дать мне на проверку свои записки, но он отказался и от того, и от другого. У меня не было иного выхода, как поставить ему “неуд”.

Финч снова кивнул:

– Я и представлял себе что-то в таком роде. Мне, ей-богу, досадно тратить время на подобные дела; но пришлось взять это на контроль – хотя бы ради того, чтобы оградить тебя от неприятностей.

– А тут что… какие-то особые трудности? – спросил Стоунер.

– Нет-нет, – заверил его Финч. – Никаких особых трудностей. Просто жалоба. Ну, ты знаешь, как это бывает. Уокер, надо сказать, за первый свой аспирантский курс получил только “удовлетворительно”; мы можем, если захотим, выгнать его из аспирантуры прямо сейчас. Но мы все же склонны допустить его в следующем месяце к предварительному устному экзамену, и тогда картина будет ясна. Зря я тебя вообще побеспокоил по этому поводу.

Они немного поговорили на другие темы. Потом, когда Стоунер уже собрался уходить, Финч непринужденно остановил его.

– Чуть не забыл, я еще кое-что хотел тебе сказать. Президент и попечительский совет наконец вознамерились что-то решить насчет Клэрмонта. Поэтому со следующего года я, вероятно, буду полноправным деканом колледжа гуманитарных и естественных наук.