Любовь на коротком поводке - Ольга Горышина

— Агата, ко мне!

Но пошли к ноге снова оба, ведь поводок оставался у Олега в руке.

— Мы послушные, верно?

Он явно намеревался меня поцеловать — по-настоящему, но в итоге лишь чмокнул в нос. Испугался собаки? Подавив вздох разочарования, я прижала к бедру долбанную авоську, чувствуя себя последней идиоткой во всем. И главное — в любви, которую даже если и искала, никогда не находила.

Теперь бы найти дорогу, а то Олег с Агатой удрали вперед, а я ползла следом с гречкой, как какая-нибудь бабулька — это уже даже не смешно, но дверь мне открыли и даже придержали.

— У тебя тапочки есть?

Вместо ответа, Олег стянул оставшийся носок и бросил рядом с ботинками. Пришлось и мне скинуть кроссовки — к счастью, носки серые — хоть в чем-то мадам Лола настоящая петербурженка!

Олег забрал у меня миску, и только когда они превратились в две, я поняла, что он сумел не только поиграть в пирамидку, но и не сделать мне замечание по поводу того, почему у собаки не было ни капли воды. Сейчас Агата пила, как чокнутая. Вот так — кобель в дом и я все забыла… Предательница! Ну что ж, можно теперь и облизать заботливого Олега.

Я сидела на подлокотнике кресла и смотрела, как Олег держит в руках собачью морду, как недавно держал меня. Почувствовав мой пристальный взгляд, он повернул голову, но не отпустил собаку.

— Приходишь домой, а она тебе радуется… — нет, голоса почтальона Печкина не вышло, но я улыбнулась. — Если бы не сумасшедшая работа, тоже б завел собаку… У родителей есть псина, бигль. Шумный, наглый и жрет все подряд на прогулке… А у вас есть собака?

Я мотнула головой.

— Мать предложила завести крысу.

— Ей тебя не хватает?

Он не сразу рассмеялся, и я замахнулась на него рукой, и только тогда заметила, что все еще держу авоську. Боже, что я за дура-то такая… Встала, пошла к холодильнику, открыла дверцу и зажмурилась от яркого света. Сунула масло на пустую вторую полку почти вслепую.

— Доставай сыр, — Олег стоял совсем рядом, болезненно близко, но не протягивал руки ни ко мне, ни к холодильнику.

Пришлось доставать самой — такая же красная коробочка, которую он притащил мне. Пока я разворачивалась к нему, у ноги осталась одна Агата.

— Не получишь сыра! Вода и спорт — вот твоё собачье счастье!

Олега не было минут десять. За них я успела похвалить себя, что купившись на скидку, взяла мультиварку. Иначе каша бы ему не снилась.

— Где ты был?

Точно не переодевался. Не бутылку ж вина полчаса искал!

— Включил сауну и увеличил подогрев бассейна. А у тебя, вижу, работа не продвинулась. Вымой хоть чайник и чашки… Для начала.

Для начала чего?

— Ты хочешь поссорить меня с ней, да? — это Олег разговаривал с собакой, которая разговаривала с ним на всем понятном языке: ныла, возложив несчастную морду ему на колени.

На меня глаз не скосил никто. Агата приподняла морду, чтобы усилить звук своей просьбы, еще и заерзала вдобавок на мягком месте. У меня тоже имелось там шило, и я с трудом удерживала себя на стуле. Можно было до самого не могу объесться сырными канапешками, потому что фронт работы по уборке дома быстрого плавания не предвещал — вода закипит, как и моя кровь, пока Олег предложит мне раздеться.

От мысли о купании нагишом зачесались не только ладошки, но и сгибы рук — что им-то нужно от меня, не пойму. Наверное, чтобы я не терла ладони о плечи. Чур меня — следовало говорить намного раньше, чем «я согласна». Или по совету Кролика — меня нет дома: ни в пятницу, никогда! Теперь же я была в чужом доме собственной персоной. Еще чуть-чуть и в чужой спальне окажусь. Правда, кровать там не застелена, но я лучше еще раз перемою новую посуду, чем намекну хозяину, что пора бы распаковать постельное белье, которое в связи со строгой экономией в его доме горячей воды, мы постираем опосля…

Я сглотнула так громко, что Агата обернулась — искала, зараза, в моих глазах сочувствие к своей незавидной бессырной собачьей судьбе.

Не дождешься! Мне сейчас еще хуже, чем тебе. Только язык в ответ я не показала, а у несчастной псины он напрочь вывалился из зубастого рта… Пришлось снова сглотнуть, в унисон с собакой.

— Ну можно я ей хотя бы крекер дам?! — теперь на меня смотрели две пары глаз, и обе молящие.

— Свой! — процедила я зло, не сумев совладать с голосом.

— После гречневой каши крекер — это просто мелочь!

И он сунул собаке крекер вместе с сыром. Агата заглотила подачку, не жуя и не сползая с серых брюк. Стирать будет сам! Хотя сам он, наверное, ничего не стирает — отдает в химчистку. Ну и туда им дорога, от шерсти там же очистят.

У меня уже и шея чесалась. Я прощупала позвонки и верхнюю часть спины — камень! Гранит — будет мне наука в такой стресс себя не загонять! Хорошо, бассейн у него с подогревом, а то я не гусиной кожей покроюсь, а в дикобраза превращусь с наэлектризованным каждым волоском.

— Мила, не игнорируй революционное каберне совиньон две тысячи шестнадцатого года…

Я ничего не игнорировала — он плеснул вина в бокалы и занялся собакой!

— Почему революционное? — спросила я, поднимая бокал.

— Сейчас узнаешь… Но сначала вкус. Ну… За…

Я напряглась, но тут же выдохнула, когда Олег сказал:

— За новоселье…

Можно же опустить некоторые смыслы этого слова, скрытые, очень скрытые… На такую глубину, что даже собака не докопается… А она докапывалась до Олега — уже и лапой по коленке дубасила сердобольного владельца бутеров с сыром. Но я удержала «фу!» за зубами — сам напросился. Дашь палец, откусит руку — это про всех сучек говорят. Я — исключение. Мне ничего от него не нужно. Только бы с чувством, с толком и без последствий провести с ним предстоящую неделю. Праздник для души и тела. Отпуск от проблем и постоянных Ингиных нотация я разве не заслужила?

Вино оказалось совершенно не кислым, но и терпким я бы его не назвала. Язык пощипывало лишь долю секунды, а через целую горло обволокло мягкое послевкусие. Я смотрела то на темную жидкость, то на такие же темные глаза подателя сей амброзии. Олег протягивал мне кусочек сыра на крекере под пущенные Агатой слюни. Поднес прямо ко рту и пришлось надкусить, а вторая половинка исчезла во рту Олега под громогласный собачий лай. Секундная заминка — много ли надо, чтобы прожевать то, что просто тает во рту…

— Тут написано, что оно революционное, — теперь Олег стучал пальцем по бутылке, с которой на меня глядела черно-белая дамочка: половина лица которой скрывала вуалька в виде географической карты, а из второго глаза у нее выходили лучи системы каких-то координат.

Я протянула руку с просьбой посмотреть бутылку.