Космическая трилогия - Клайв Стейплз Льюис

И раз уж зашла речь о разнице между расами… Очень жаль, что особенности художественной прозы вынуждают нас упрощать биологию. Неужто по моим рассказам у вас сложилось впечатление, будто каждый из трех видов абсолютно гомогенный? Если так – простите. Взять тех же хросса: я жил среди черных, но есть и серебристые, а где-то в западных хандрамитах обитают хохлатые – очень крупные, более десяти футов ростом, и чаще танцоры, нежели певцы; как по мне, самые благородные на вид создания после человека. Хохолок есть только у мужчин. Еще в Мельдилорне я видел белоснежного хросса, однако по глупости своей не выяснил, является ли он представителем еще одной разновидности, или просто то был местный альбинос. У сорнов также имеется по крайней мере еще один вид помимо знакомых мне – сороборны, или красные сорны пустыни, живущие в песках севера. Судя по описанию, выглядят они умопомрачительно!

Не перестану сокрушаться, что так и не побывал на родине пфифльтриггов. Правда, я выяснил достаточно, чтобы «сочинить» визит к ним для нашего романа, однако не думаю, что нам стоит вводить в книгу совсем уж полный вымысел. Для землян понятие «почти правды» выглядит привычным, но я не могу представить, как буду объяснять его Уарсе, а у меня есть подозрение (о чем я уже упоминал в предыдущем письме), что наша встреча была не последней. И раз уж на то пошло: почему «читателям» (а вы, как вижу, чертовски хорошо понимаете их потребности) знать о языке ничего не надо, а вот пфифльтриггов им подавай? Впрочем, вы, конечно же, вольны их описать, и не будет лишним упомянуть, что они откладывают яйца, что у них матриархат, и живут они гораздо меньше прочих рас. Великие равнины, где они обитают, прежде наверняка были дном мирового океана. Хросса, бывавшие в тех местах, говорили, что лес их засыпан песком, а вокруг – «окаменелые, окостенелые древние волны». Должно быть, это и есть те самые темные участки на Марсе, видимые с Земли.

Кстати: после возвращения я изучил немало марсианских карт, и все они разнятся настолько, что в итоге я оставил попытки отыскать свой хандрамит. Если желаете попробовать сами, ищите в районе канала «северо-восток – юго-запад», пересекающего «северный и южный канал» милях в двадцати от экватора. Однако каждый астроном видит по-своему.

Теперь о вашем самом досадном вопросе: «Неужели Огрей, описывая эльдилов, смешивает понятия тонкой материи и высшего существа»? Нет, смешиваете их вы! Огрей произнес два разных высказывания: что тела эльдилов устроены иначе, нежели у всех прочих созданий на планете, и что разумом они превосходят остальных. Ни он, ни кто-либо другой на Малакандре не пытался связать эти понятия воедино или вывести одно из другого. Более того, у меня есть причины предполагать, что существуют и другие неразумные твари с такими же телами (вспомнить хотя бы «воздушных зверей» у Чосера[17]).

Я все думаю, как вам удастся обойти вопрос о речи эльдилов. Согласен, если писать об этом в сцене суда, неуместная вставка испортит повествование, зато многим читателям хватит сообразительности спросить: как же эльдилы, которые, судя по всему, вовсе не дышат, могут разговаривать? Мы действительно не знаем ответа… но стоит ли признаваться в этом читателю? Я поделился с Дж. (единственным ученым, которому можно доверять) вашей теорией о том, что якобы у эльдилов есть некий инструмент, или даже орган, «работающий» с окружающим воздухом и способный извлекать звуки. Так вот Дж. не согласен. Он склонен считать, что они скорее воздействуют непосредственно на слух «собеседника». Все это, конечно же, очень сложно. Нельзя забывать, что мы не имеем ни малейшего представления ни о форме и размерах эльдилов, ни об их взаимодействии с пространством (в нашем понимании пространства). Важно подчеркнуть: мы действительно ничего об эльдилах не знаем. Как и вы, я с трудом удерживаюсь от соблазна соотнести их с каким-нибудь существом из земной мифологии, к примеру с богами, ангелами или феями. Однако, опять-таки, нам недостает сведений. Я пытался изложить Уарсе основные постулаты христианской ангелологии, и он, как мне показалось, посчитал их существами иной природы. Правда, я не понял, в чем отличие, может, он просто принял наших ангелов за некую воинствующую касту (а бедняжка-Земля тем самым предстала в моих рассказах чем-то вроде боевой арены в галактических масштабах).

Почему вы убрали мой рассказ о заевшей в момент приземления на Малакандру заслонке? Без этого описание наших мучений от чересчур яркого света во время обратной дороги вызывает закономерный вопрос: почему путешественники просто не закрыли заслонку? Я не согласен, будто «читатели таких мелочей не замечают». Уверен: замечают, еще как!

И жаль, что вы не включили в книгу две сцены. Хотя не важно, обе живут во мне. Стоит закрыть глаза – и они встают во всем своем великолепии.

Вот первая – небо Малакандры поутру: светло-голубое, такое бледное, что ныне, когда я заново привык к земным небесам, оно кажется мне белым. На нем – макушки гигантских растений (вы упрямо именуете их «деревьями»): вблизи черные, а вдали, за ослепительным простором синих вод – лилово-акварельные. Под ногами на блеклой траве тени, как на снегу. А впереди движутся силуэты: стройные, невзирая на громадный рост, черные и гладкие, как цилиндр; исполинские круглые головы покачиваются над гибким телом, будто макушки тюльпанов на тонком стебле. Хросса с песней спускаются к озеру, и музыка заполняет лес тихой, едва слышимой дрожью, почти как отголоски далекого орга́на. Троим помогают забраться в лодку, но прочие остаются на берегу. Все происходит очень медленно: это не обычная прогулка, это ритуал. Похороны хросса. Те трое с серыми мордами, которые сели в лодку, плывут в Мельдилорн умирать. В этом мире никто не умирает до срока, помимо тех, кого забрала хнарха. Все в полной мере проживают отведенное им время, и смерть столь же ожидаема, как и рождение. Каждый в деревне знал, что эти трое умрут в этом году и в этом месяце – предвидели даже, что на этой неделе. И вот они уходят к Уарсе получить последнее напутствие, умереть и «рассеяться». Даже тел их не останется: на Малакандре нет гробов, нет исповедников, кладбищ или могильщиков. Вся долина провожает умирающих, но я не вижу на лицах скорби. Хросса верят в свое бессмертие, верят, что друзья будут неразлучны и в следующем воплощении. Ровесники покидают этот мир, как и появились на свет – вместе.[18] Смерти не предшествует страх, за ней не следует разложение.

А вот другая сцена – ночная. Я купаюсь в теплом озере с Хьои. Он смеется над моими неловкими движениями, потому что я, привыкнув к более тяжелому миру, едва держусь на воде. И вдруг, подняв глаза, я замечаю звездное небо. Оно почти неотличимо от нашего, только чернее и ярче, и на западе творится такое, чего на Земле и представить нельзя. Вообразите Млечный Путь, увеличенный во много крат: таким, как его видно в самую ясную ночь через мощный телескоп. А теперь представьте, что он не тянется сквозь все небо, а полыхает гигантским созвездием с краю, над горными вершинами. Слепящее ожерелье огней занимает едва ли пятую часть неба, оставляя у самого горизонта черную полосу. Оно столь яркое, что больно глазам. Однако и это еще не все. Понемногу харандра наливается светом, словно вот-вот взойдет луна. «Ахихра!» – кричит Хьои, и из темноты ему вторят чужие хриплые голоса. И вот выплывает истинный король ночи, он прокладывает себе путь сквозь причудливую галактику на западе, и огни ее меркнут перед этим сиянием. Я отвожу взгляд: диск этот много ярче нашей Луны. Весь хандрамит залит бесцветным светом, я могу сосчитать каждый стебель на том берегу озера, я вижу собственные ногти, обломанные и грязные. И вот я догадываюсь, что передо мной Юпитер, вздымающийся за поясом астероидов, на сорок миллионов миль ближе, чем когда-либо видел человеческий глаз. Малакандрийцы бы сказали «среди астероидов», у них есть давняя привычка порой выворачивать Солнечную систему наизнанку. Астероиды они зовут «танцорами на пороге Великих миров». Великие миры – это планеты, которые, как мы говорим, находятся «вне» пояса астероидов. И величайший из них – именно Глундандра (или Юпитер). Это «центр», «большой Мельдилорн», «трон» и «пиршество». Они, конечно же, сознают, что планета эта необитаема, по крайней мере там нет подобных им существ. Не пытаются они и язычески «поселить» там Малельдила. И все-таки с Юпитером у них связано нечто очень важное, однако что именно – «знают серони». Мне они никогда не говорили. Наверное, лучше всего об этом сказано у автора,[19] о котором я уже упоминал: «Как говаривал Публий Африканский[20], никогда он не бывал менее одинок, чем когда оставался один; следуя этой философии, во всей Вселенной не сыскать менее уединенного места, нежели то, которое считают уединенным плебеи, ибо когда уходят люди и звери, на смену им приходят более возвышенные создания».