Путь Рукожопа - Александр Лобков

выглядел он каким-то усталым и осунувшимся: бледный, худой, небритый, под глазами круги. Я многозначительно обвел взглядом пустые столики вокруг, но мужик и не думал уходить.

– Представляться не буду, – сказал он. – Если договоримся, то работа будет разовая. Если нет, то тем более ни к чему.

– О чем договоримся?

– Ты в центре по роду работы имеешь доступ практически во все помещения, – произнес он, и это был не вопрос, а утверждение.

Я молчал, отхлебывая кофе.

– Мне нужна информация с одного конкретного компьютера. Пароли я тебе дам, порядок переноса на съемный носитель подробно объясню. Работа простая, займет четверть часа, по итогу получаешь девятьсот тридцать тысяч рублей.

Помню, меня тогда поразила даже не сама наглость вербовки, а несуразность предложенной суммы. Это он из какой-то валюты по курсу что ли перевел?

– Сразу скажу, – предупредил мужик мой следующий вопрос, – обороноспособности страны ты никакого ущерба не нанесешь, я не работаю на разведки и на конкурентов.

Он помолчал и добавил:

– Понимаешь, это очень важно. Для всех.

И так на меня посмотрел, что я понял, это действительно важно для каких-то абстрактных «всех». Я отказался. Он не стал уговаривать и торговаться, а просто поднялся и ушел, ссутулившись и как-то обреченно. А я заказал еще кофе и посидел, размышляя. На вражеские разведки вообще не похоже, слишком нелепо. Промышленный шпионаж? Там обычно действуют через топ-менеджмент, а не через обслуживающий персонал. В крайнем случае, внедряют своих людей. Да и эта странная сумма. Такое ощущение, что он предложил все свои деньги, которые у него имелись. На следующий день я все-таки решил заскочить в первый отдел и рассказать все нашему безопаснику. Егор Макарович, матерый дядька в этих вопросах, заставил меня написать докладную и убрал ее в папку. Только это мало потом помогло.

Через неделю кто-то все-таки влез в тот злополучный компьютер, и начался сплошной кошмар. Макарыч из лучших побуждений доложил об инциденте со мной, и меня взяли в оборот.

– Антон, – виновато развел руками наш безопасник, догнав меня вечером в двухстах метрах от проходной – я понимаю, что ты не при делах, но сверху пришло указание крутить тебя по полной. Понимаешь, что это значит?

Я понимал. В утечке был замешан кто-то из людей руководства, а меня назначили козлом отпущения. А на следующий день за мной пришли федералы. Месяц я провел в одиночной камере СИЗО, откуда меня выводили на бесконечные допросы. Когда следакам надоедало по десятому кругу пытаться поймать на противоречиях, они отправляли меня в тот самый штрафной изолятор с влажными холодными стенами и невыносимым запахом хлорки из вентиляции. А через месяц все кончилось. Меня просто отпустили без извинений и объяснений. В центре я без возражений подписал предложенное заявление «по собственному желанию» и еще неделю тупо сидел дома, изредка выходя только в магазин внизу за продуктами. Замолвил кто-то за меня словечко или что-то там у них само рассосалось – до сих пор не знаю. Но вот на слова «в твоих же интересах сотрудничать» у меня с тех пор идиосинкразия.

– Привал, – устало скомандовала БээС. – Мне через пару часов надо выйти из игры, да и дело к вечеру. Нужно определиться с местом ночлега и дальнейшим маршрутом нашего позорного бегства.

Мы слезли с лошадей и повалились на траву.

– Почему же позорного? – возразил Хагрим. – Я тут мельком форум почитал, оказывается, наш попорукий друг со своей малявкой запустили глобальное событие. Там сейчас всеобщая мобилизация светлых кланов и нейтралов, большинство из которых, конечно, к свету примкнут. Инфернальные неписи тоже сбиваются в стаи и готовят штурм нескольких городов, темные с ними.

– Вот только нам с этой движухи ничего не обломится кроме шишек, – вздохнула Настя.

– Слушай, Антон, – повернулась ко мне Быстрая Смерть, – как тебе удается, не участвуя в игровом мэйнстриме, оказываться в эпицентре глобальных ивентов?

– Совпадение? – пожал я плечами.

Сэр Ланселот хмынул. Я развивать мысль не стал, потому что сам в такие совпадения не верил. Мне бы сейчас засесть в тихом местечке, раскидать свои статы, а потом закупиться ингредиентами и крафтить, крафтить. Потому что все эти глобальные события, наверное, очень интересны для простых игроков, только вот я-то не играю – мне надо заработать денег и выжить.

– В общем, так, – БээС водила пальцем по расстеленной на земле карте, – тут километрах в пяти к северу есть хуторок. Место глухое, квест на него завязан один, довольно сложный и малоприбыльный, поэтому игроков почти не бывает. Правда, пэкашеры любят там останавливаться. Да и сами неписи-хуторяне своеобразные, людишки лихие. Но других вариантов для ночлега не вижу. Мы-то выйдем, а вот Антону с девочкой, как я понимаю, придется ночевать в лесу. Их не очень жалко, а вот лошадок с осликом сожрут за ночь в лесу.

Пошутила что ли? А чего никто не смеется?

– Я в игре переночую, – сказал Хагрим. – Люблю пэка погонять.

– Могут и высокоуровневые попасться, – снова вздохнула Настя. – Останусь-ка я тоже с вами.

В этот момент Шая, отошедшая в сторонку и копошившаяся возле корней дуба, радостно пискнула, достала из сумки совочек и принялась копать ямку.

– Детский сад, вторая группа, – печально констатировала БээС. – Ланс, вот чем мы с тобой провинились, что Дарья Александровна прикомандировала нас к этим клоунам?

Шая извлекла из лунки какой-то корешок, аккуратно завернула в носовой платок и убрала в сумку. Сияя, как новогодняя елка, она подошла, плюхнулась рядом со мной и шепнула на ухо, не в силах скрыть секрет:

– Мандрагора.

Мне попадался на аукционе корень мандрагоры фиолетового качества, и я представлял его цену, поэтому присвистнул.

Засада была устроена классически, то есть просто и банально. Где-то в полукилометре от хутора, за поворотом тропу нам преградило свежеповаленное дерево.

– Назад! – крикнул Ланселот.

Но было поздно. Сзади, натужно скрипя, стала падать большая сосна, отрезая нам путь к отступлению. Первой, оправдывая свой ник, вайпнулась Быстрая Смерть. Арбалетный болт просто пробил ей голову насквозь. Будь она пешая, ассасинка, возможно, и смогла бы уйти с линии атаки при первой тревоге, но верхо́м