Превращение в зверя - Надежда и Николай Зорины

— Черт возьми! — разозлился Никитин. — Мне надоели ваши недомолвки и намеки. Либо вы говорите, либо…

— Ну хорошо, — медленно и словно не решившись еще до конца, проговорила Страхова. — Взамен мне нужна будет настоящая Кирюшина. Вы сообщите мне место ее пребывания — и мы в расчете.

— Такое ощущение, что это я вас нанимаю, а не вы меня. Вы устанавливаете тариф, в то время как я…

— Это не важно. Но со мной вам очень небесполезно иметь дело, сами потом увидите. Посмотрите в Интернете дело о Молчальнике.

— О ком?

— Был такой маньяк. Его арестовали в восемьдесят шестом. Приговорили к расстрелу.

— Но какое отношение он может иметь…

— Самое прямое. У него были брат-психиатр, жена и дочь. Но сначала внимательно ознакомьтесь с делом, главное, на почерк обратите внимание и… Пока все. Я вам перезвоню.

И эта странная женщина отключилась. Андрей пожал плечами, сел за компьютер, прогнав Вениамина, и с чувством, что его разыгрывают, набрал нужную посылку.

Маньяк Молчальник (в миру Самсонов Олег Анатольевич) действительно оказался, и информации по нему было немало. Распечатав все, что нашлось, Андрей погрузился в изучение. Да, это был необычный маньяк, с нестандартным почерком, с совершенно не характерным для маньяка поведением. Молчальник не уродовал трупы, не брал на память ничего у своих жертв, не оставлял ритуальных «игрушек». Убивал мужчин, причем исключительно воинов-интернационалистов, награжденных орденом, в их собственных квартирах, и что интересно, весьма гуманным способом — делал укол препарата, вызывающего мгновенную остановку сердца. Являлся он под видом врача военного госпиталя, хотя по профессии был инженером, то есть человеком весьма далеким от медицины. Молчальником его назвали за то, что он ни в ходе следствия, ни на суде ничего не рассказывал. Зачем убивал, почему именно эту категорию людей, какие идеи бродили в его голове, — все это так и осталось тайной. И это тоже было нехарактерно: как известно, маньяк — по сути своей демонстратор, своей программой жизни гордится, злодеяния преподносит как действия сверхчеловека и, конечно, не только не молчит, но и кричит во всеуслышание о своих подвигах, стоит только его поймать.

Странный, даже можно сказать, оригинальный маньяк. Вот только никакой связи с Кирюшиной Никитин найти не мог, да и со Страховой тоже. Тогда он подключил к работе Балаклава. Вместе они еще раз просмотрели материалы по двум Кирюшиным и Страховой, вдруг да упустили какой-нибудь факт. Оказалось, что действительно упустили: у Страховой погиб муж незадолго до переезда Кирюшиной, но самое главное — муж этот был штатным военным, воевал в Афганистане, награжден орденом.

— Интересно, как он умер? — спросил Андрей и задумчиво посмотрел на Вениамина.

— Я могу попытаться узнать, но не вижу большого смысла — Джек-потрошитель интернационалистов-орденоносцев к тому времени давно был расстрелян. Боюсь, только зря время потеряем, а вообще, если тебе интересно, не проще ли у самой Страховой спросить?

— У нее спросишь! На все один ответ: об этом пока не могу сказать, потом, может быть. Ладно, давай рассуждать логически. Если она указала нам на Молчальника, значит, почему-то связывает его с Кирюшиной. Переходное звено — ее муж-афганец. Еще она говорила, что у Молчальника были брат, жена и дочь. Тоже не просто так об этом сказала.

— Брат продолжил дело Молчальника и порешил ее мужа? Но при чем тогда Кирюшина?

— Нет, брат вряд ли — брат-психиатр. Может, он и связан как-то, но… Нет, не думаю, что он тоже стал воинов крушить. Причем через такой срок… А дочь вполне могла бы. В то время ей было около двенадцати, а когда погиб Страхов — двадцать восемь…

— Женщин-маньяков не бывает! — категорически заявил Балаклав.

— Бывает. Реже, но тоже встречаются.

— Она Кирюшина, а Молчальник — Самсонов, — не сдавался Вениамин.

— Обычно близким родственникам полностью меняют фамилии, имена… вообще все паспортные данные, дабы уберечь от преследований, и за счет государства перевозят в другой город. Так что Кирюшиной она вполне могла стать, точно так же как Сидоровой или какой-нибудь Тюриной.

— И продолжить дело дорогого папочки?

— Почему бы и нет?

— Но… Не знаю, не знаю! Надо Страхову выводить на чистую воду.

— Да как же ее выведешь? Молчит, собака! — С интонацией и жестами Куравлева в роли Милославского воскликнул Никитин. — И будет молчать, если наша версия верна, потому как выходит, что Страхова наша жаждет отмщения. Не может она не понимать, что мы ей так просто Кирюшину не отдадим.

— А если версия не верна?

— Тогда… А черт его знает! Но, думаю, мы недалеки от истины. Во всяком случае, не далеки от версии Страховой. То есть, конечно, и она может ошибаться. Ладно, попробую ей позвонить.

На этот раз дозвониться ему удалось сразу — Страхова этого звонка ждала. От встречи, правда, категорически отказалась, но зато была более откровенна, чем обычно. Она рассказала, что муж ее погиб при крайне странных обстоятельствах: по версии милиции (а она настаивала на самоубийстве), ввел себе в вену большую дозу строфантидина. В самоубийство Страхова не поверила. Во-первых, для этого не было никаких причин, во-вторых, ее муж был абсолютно уравновешенным человеком, не склонным даже к легкой депрессии, не то что к самоубийству, а в-третьих, и это самое главное, примерно за полчаса до его гибели она с ним разговаривала по телефону: он был весел, шутил, но их разговор прервался, потому что кто-то позвонил в дверь. Обо всем этом она рассказала милиции, но к словам ее не захотели прислушаться — не выгодно было прислушиваться, пришлось бы работать. И вот около года назад Страхова случайно натолкнулась в Интернете на статью о Молчальнике. Статья ее потрясла: слишком много было совпадений в гибели его жертв и смерти ее мужа. Она собрала все, что можно было, об этом маньяке. Поехала в этот город, разыскала следователя, который вел дело (он был уже на пенсии). Ей удалось настолько расположить его к себе (как именно, Валентина Петровна не пожелала рассказывать, но Андрей предположил, что попросту дала значительную сумму), что тот выдал все секреты «фирмы», даже самые секретные. Так она узнала о брате, профессоре-психиатре, жене и дочери, о том, куда они переехали (в тот самый город, где жила Страхова), а главное — фамилию этой самой дочери. Елену Кирюшину она знала — они работали в одной больнице.

Пять лет назад, вскоре после гибели Страхова, Кирюшина переехала вместе со своим мужем. Но остались родственники мужа. От них-то Валентина Петровна и узнала, куда именно уехали Кирюшины. Таким образом она и появилась здесь. Разыскать Кирюшину Елену Владимировну, врача скорой помощи, не составило большого труда. Но каково же было разочарование, когда она обнаружила, что эта Кирюшина совсем другой человек! Для того чтобы разгадать эту загадку, Страхова устроилась на ту же станцию, где работала лже-Кирюшина, благо вакантные места в скорой всегда имеются, но узнать ей ничего не удалось. В общем, ей нужна настоящая Кирюшина, и Андрей должен ей помочь ее разыскать, — так она заключила свой рассказ, сразу же попрощалась, пока Никитин не успел начать задавать ей вопросы, и отключила телефон. Андрей пробовал ей перезвонить, но безуспешно.