Продается дом с кошмарами - Светлана Гончаренко

Горячая тьма нахлынула секундой прежде, чем весь мир разлетелся вдребезги.

«Вечерело. В высоких сапогах Баррекра хлюпала зловонная жижа. Спран криво улыбнулся и сказал:»…

Именно эти фразы обнаружились на мониторе Костиного ноутбука, когда они проснулся. Ноутбук стоял на тумбочке рядом с кроватью и сиял неживым светом.

«Чёрт, что же это такое? — проворчал Костя и потёр сонные глаза. — Забыл я, что ли, вчера его выключить, и он пахал всю ночь?.. А сам я ночью что делал? Неужели писал? Не помню ничего! Кто этот Спран?»

Чем больше он напрягал память, тем плотнее становились потёмки, которые застилали всё вчерашнее. Почему-то ныл затылок. Костя нащупал там шишку, и вместе с болью возникло воспоминание, смутное и ужасное.

«Да не было этого! Мне тут всё время снится всякая хрень,» — отмахнулся Костя.

Утро стояло чудесное, за окном кто-то чирикал. Футболка и джинсы, чистые и отглаженные, свешивались со спинки стула, а белоснежные кроссовки застыли у кровати в третьей позиции. Красота!

«Стоп! Я же ничего этого не стирал и не гладил! Я даже не знаю, где здесь утюг!» — подумал Костя и вздрогнул.

Идеальная чистота вещей, от которых так и несло рекламной морозной свежестью, казалась теперь зловещей.

«Нет, этому безобразию должно быть какое-то простое объяснение, — сказал он сам себе. — Может быть, я лунатик? Встал, себя не помня, и взялся за стирку штанов? Никогда не слышал про таких лунатиков-трудоголиков, но, может, я какой-то особенный? Потому что иначе… Иначе трупы, сыщики и ведьмы совсем не сон. Тогда что? Чепуха, бред! А если не вполне бред? С этим надо разобраться».

Костя быстро оделся и вышел в сад, на солнышко.

Первым делом он решил сходить к композитору Галактионову, чтобы поговорить с его женой. Ида Васильевна, думал он, не только отъявленная сплетница, то есть особа информированная, но, кажется, и вполне вменяема, то есть не умеет наводить порчу, повелевать ветрами и превращаться в юную красотку. Ничего странного в ней нет, кроме угощений от Петра Первого. Но это пустяки!

Следуя тропинкой мимо огорода Каймаковых, Костя нарочно прибавил шагу. Он даже хотел три раза плюнуть через левое плечо, но вместо этого почему-то встал на карачки и тихонько прильнул глазом к самой широкой щели в заборе.

Конечно же, он увидел Инессу! Она расстелила драный коврик посреди увядшей, прибранной в кучки ботвы и преспокойно загорала топлесс. Белизна и идеальные формы её тела поражали, а груди снова были плотны и высоки, будто отлиты из гипса. На шее блестела цепочка с жёлтым медвежьим зубом.

Заметив Костю, Инесса делано смутилась. Она прикрыла грудь ладошками, хотя заслонить такие прелести не достало бы и десятка рук.

— Лежу вот, — замурлыкала она глупым детским голосом (тем самым, что был у неё прежде, до вчерашнего дня). — Я знаю, городским нравятся девушки с загаром. Загорю, и ты меня ещё больше любить будешь. Заходи, малинки дам — у нас растёт особая, до самых морозов спеет! А хочешь, на баяне сыграю?

— Потом, — буркнул Костя.

Он еле оторвал себя от забора, и то потому, что вспомнил, как видел во сне старуху в сиреневых трусах. Тут же некстати всплыл в памяти труп тёщи Смыковых. «Ну и каша заварилась!» — подумал он с тоской.

Он отправился дальше по тропинке. Бодрые аккорды рояля Галактионова становились всё слышнее. Это были резкие, неприятные звуки.

Костя остановился и вздохнул: «Как мне всё здесь надоело! И домой не сбежишь — сыщики собрались меня допрашивать, когда оклемаюсь. Кстати, а почему это я не болен? Я отравился какой-то дрянью, я стукнулся башкой о что-то деревянное, меня морально донимали — а я, как огурчик. Мне хочется прыгать, кричать и любить женщин! Инесса сегодня страшно вульгарна, но ни в одном журнале я не видал такого тела. А ведь там и фотошопом многое подправляют… Если плюнуть на композитора и композиторшу и пойти сейчас к Инессе на огород»…

От этого опасного шага Костю уберегла сама Ида Васильевна. Она шла ему навстречу, держа в руках букет полевых цветов. Её сложная голубоватая причёска и помадное сердечко были в полном порядке, но лицо выглядело озабоченным.

Она так и кинулась к Косте:

— Вот хорошо, что я вас встретила! Сегодня тяжёлый день.

— Вы хотите сказать, утро?

— Какое утро, когда пол-третьего! Мы с Мишей с шести на ногах. Эти ужасные события… Михаил Пахомович был на грани срыва. Его спасает только искусство!

Она с нежностью посмотрела в ту сторону, откуда гремел рояль. Из головокружительных пассажей с трудом вырисовывалась песенка про Антошку и картошку.

— Что же у вас случилось? — спросил Костя участливо.

— Ах, даже не знаю, с чего начать… Вчера, как вы знаете, убили тёщу Смыковых. Хотя вы были отравлены и вряд ли помните… Кстати, как вы сейчас? Дайте посмотрю. Станьте-ка сюда, на свет! Прекрасный цвет лица. Что значит молодость! Так вот, в огороде Смыковых нашли грядку, облитую кровью несчастной жертвы. Вокруг было множество следов. Следы женские, 36 размера. Такие же следы, как выяснилось, были под окном покойного Артура Зайцева. Участковый Загладин, наш Бабай, по заданию следователя стал искать женщину с соответствующим размером ноги.

— Как в сказке про Золушку? — засмеялся Костя.

— Именно! Перемерял все ноги в округе и нашёл всего двух подозреваемых (размер-то маленький, редкий в наши дни). Первая подозреваемая — Лена Шапкина из конопеевской аптеки. Смешно, правда?

Костя, зная возможности аптекарши, смеяться не стал. Напротив, у него по спине забегали мурашки, и тропинка под ногами дрогнула.

— А вторая подозреваемая? — спросил он.

— Она перед вами!

И Ида Васильевна спрятала обиженное личико в букет.

— Не может быть! — вполне искренне возмутился Костя.

— Конечно, это абсурд. Но представьте, наш бугай участковый собрался меня задержать и везти в район. В каталажку! Я была шокирована, но твёрдо решила оказать сопротивление. Я заперлась в шифоньере, а Михаил Пахомович забаррикадировал дверь, придвинув к ней рояль. А ведь ему нельзя волноваться, он гипертоник. Ужас, ужас! Спас меня только Данилка.

— Лейтенант Карманов?

— Да. Он ведь вырос здесь, в деревне. Между нами, он был весьма неприятным ребёнком, всегда с соплёй и грязными ногтями. Но сегодня он проявил себя с лучшей стороны. Он заявил, что я не могу быть убийцей.

— Почему это? — бестактно поинтересовался Костя.

— Потому что следы и под окном у Шнурковых, и в огороде Смыковых сильно вдавлены в землю, что говорит о значительном весе убийцы. Такое трудно представить, но преступница — тяжеленная бабища с маленькой ножкой. Я же слишком изящна и со своим весом не могла натоптать таких глубоких следов.