КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Однако Николаеву все же вроде бы намекали, что жена ему неверна. Ненависть к удачливому сопернику и заставила его выстрелить — вот наиболее популярная сейчас версия. В самом ли деле Сергей Миронович был дамским угодником? Насколько обоснованно предположение, что Николаев ревновал свою жену к Кирову?

Доктор исторических наук Хлевнюк:

— Нельзя исключать, что этот неуравновешенный, физически неполноценный, обиженный жизнью человек вдруг решился отомстить счастливому сопернику. Николаева отовсюду выбрасывали, он со всеми конфликтовал и писал тому же Кирову с просьбой принять его и помочь.

Профессор Наумов:

— Киров — мужчина в расцвете сил. Наверное, оказывал знаки внимания. Но вообще-то эта версия потом родилась. И мне представляется, что ее запустил сам НКВД…

После убийства Кирова Николаев не прожил и месяца. 29 декабря 1934 года Военная коллегия Верховного суда признала Николаева виновным. Его сразу же расстреляли, а вместе с ним еще тринадцать человек, раньше входивших в оппозицию.

Еще через две недели, в январе 1935-го, судили «организаторов убийства» — недавнего ленинградского лидера, бывшего члена политбюро и председателя исполкома Коминтерна Григория Евсеевича Зиновьева, бывшего члена политбюро и председателя Совета Труда и Обороны Льва Борисовича Каменева, бывшего члена оргбюро и секретаря ЦК Григория Еремеевича Евдокимова, бывшего члена оргбюро ЦК и секретаря Ленинградского губкома Петра Антоновича Залуцкого и еще одиннадцать человек, некогда входивших в ближайшее окружение Зиновьева.

Всех арестовали через две недели после убийства Кирова и сразу же исключили из партии. Все они давно отошли от политической деятельности. Но Сталин помнил каждого, кто пытался ему перечить.

Любопытнейшие заметки оставил писатель Корней Иванович Чуковский. 5 декабря, через несколько дней после убийства Кирова, он был приглашен к Каменевым поужинать. Бывший член политбюро и заместитель Ленина в правительстве Лев Борисович Каменев работал директором Института мировой литературы.

У Каменевых Чуковский застал еще одного бывшего члена политбюро — Григория Евсеевича Зиновьева, который писал статью «Пушкин и декабристы». Весь вечер они оживленно обсуждали литературные темы. Эти люди не только не имели никакого отношения в заговору против Кирова, но и были настолько наивны, что не предвидели своего будущего.

Все вместе они пошли прощаться с Кировым, тело которого доставили в Москву. К Колонному залу выстроилась очередь.

«Каменев приуныл: что делать? — вспоминал Чуковский. — Но, к моему удивлению, красноармейцы, составляющие цепь, узнали Каменева и пропустили нас — нерешительно, как бы против воли. Но нам преградила дорогу другая цепь. Татьяна Ивановна кинулась к начальнику: „Это Каменев“. Тот встрепенулся и даже пошел проводить нас к парадному входу.

Татьяна Ивановна:

— Что это, Лева, у тебя скромность такая, сказал бы сам, что ты Каменев.

— У меня не скромность, а гордость, потому что вдруг он мне скажет: „Никакого Каменева я знать не знаю“.

В Колонный зал нас пропустили вне очереди. Толпа идет непрерывным потоком, и гэпэушники подгоняют ее:

— Скорее, скорее, не задерживайте движения.

Промчавшись с такой быстротой мимо гроба, я, конечно, ничего не увидел. Мы остановились у лестницы, ведущей на хоры, и стали ждать, не разрешит ли комендант пройти мимо гроба еще раз, чтобы лучше его разглядеть. Процессия проходила мимо нас, и многие узнавали Каменева…»

Это показывает, что в восприятии широких масс Каменев и Зиновьев, несмотря на все усилия сталинской пропаганды, не были врагами. К ним сохранилось определенное уважение. Вот почему Сталину понадобилось обвинить их в убийстве Кирова, чтобы возбудить в стране ненависть к «врагам народа».

Через несколько дней Каменева арестовали. Ошеломленный Чуковский записал в дневник: «Неужели он такой негодяй? Неужели он имел какое-нибудь отношение к убийству Кирова?.. К гробу Кирова он шел вместе со мною в глубоком горе, негодуя против гнусного убийцы…»

Когда появился обвинительный акт против Каменева и Зиновьева, Корней Чуковский был поражен: «Мне казалось, что Каменев полностью ушел в литературу. Все знали, что в феврале он будет избран в академики, что Горький наметил его директором Всесоюзного института литературы, и казалось, что его честолюбие вполне удовлетворено этими перспективами. По его словам, Зиновьев до такой степени вошел в литературу, что даже стал детские сказки писать, и он даже показывал детскую сказку Зиновьева с картинками… очень неумелую, но трогательную».

В 1935 году Каменева, Зиновьева и других приговорили к разным срокам лишения свободы. Это был первый шаг: политическую оппозицию приравняли к террористам, уголовным преступникам. Сам Зиновьев никак не мог понять, что происходит.

Сидя в тюрьме, он писал, обращаясь к Сталину: «Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял все, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение».

Сталина такие послания только веселили. Сентиментальным он никогда не был. Все, кого он приказывал уничтожить, были в его глазах преступниками, и он не нуждался в судебном подтверждении их вины. Он сам решал, кто виновен, а кто еще нет.

Когда Сталин приехал в Ленинград после убийства Кирова, по его указанию правительственная комиссия подняла все архивные материалы, имеющие хоть какое-то отношение к этому делу. Среди них нашли заявление М. Н. Волковой, молодой малограмотной женщины, работавшей уборщицей и одновременно платным секретным сотрудником одного из райотделов НКВД.

Она писала в органы госбезопасности, что в Ленинграде готовится контрреволюционный заговор с целью убить Кирова, Ворошилова и Молотова. Ее допросил оперуполномоченный Особого отдела Ленинградского управления НКВД. Проверка показала, что ее обвинения ничем не подтверждаются, а сама она производит впечатление психически ненормального человека. Но оперуполномоченного потом посадили за потерю бдительности.

Волкову привезли к Сталину в Смольный. Она рассказала Сталину, что присутствовала на собраниях контрреволюционеров, что вместе с Николаевым дважды ходила в немецкое консульство, где ему дали двадцать пять тысяч рублей, что она обо всем предупреждала сотрудников НКВД. А они не только не прислушались к ней, а заставляли отказаться от показаний и пытали — загоняли каленые иголки под ногти. Начальник Ленинградского управления НКВД Медведь хотел ее упрятать в сумасшедший дом, а его заместитель Запорожец обо всем предупредил Николаева…

После беседы вождь распорядился оказать ей материальную помощь, выделить отдельную квартиру и позаботиться о ее здоровье.

Все было выполнено. По ее показаниям арестовали больше шестидесяти человек, в том числе пять сотрудников ленинградского управления НКВД, которые не обращали внимания на ее слова. Она продолжала доносить на всех, кого знала, и до 1956 года ее заявления внимательно рассматривались.