На острие клинка - Эллен Кашнер

— Аспер, — тихо произнес Бэзил Холлидей, — эта женщина — его друг.

Но Катерина лишь улыбнулась лорду Горну:

— Да, это были чудесные времена, — произнесла она. — Обычно, когда он возвращался из Всхолмья, он приносил с собой букет цветов. Какой стыд, что он связался с той… с той женщиной. Впрочем, сейчас он позабыл и о Приречье, и о Всхолмье, завел себе нищего студента и сражается за него. Бесплатно.

Феррис повернулся к Горну с улыбкой:

— Полагаю, пороки, приобретенные в юности, остаются на всю жизнь. Насколько я понимаю, он не принадлежал к вашей компании?

Горн едва заметно скривил губы:

— Я никогда не одобрял тех, кто гоняется за мечниками. Это… ниже достоинства.

— Вы правы, — кивнул Феррис.

Катерина поспешно поднялась и, подхватив юбки, сделала перед лордом Феррисом реверанс:

— Это все, сэр?

— Да, спасибо. — Феррис растянул губы в грустной улыбке, весьма уместно смотревшейся на его худом лице. — Ты утомилась. Прости, что заставил тебя здесь сидеть. Да, это все. Спокойной ночи.

Лорд Холлидей, к своему удивлению, и сам почувствовал усталость. Вечер ему не понравился: Феррис и Горн постоянно обменивались намеками. Со всей очевидностью дело имело отношение к мечникам, а также, учитывая предпочтения Горна, к любовным связям. Бэзилу больше не хотелось оставаться в компании этих двоих людей. Признав себе, что Горн его пересидел, лорд Холлидей поднялся, собираясь уйти. Горн, конечно же, двинулся следом. Когда они ждали плащей, за входной дверью послышалась какая-то возня. Как оказалось, лорда Холлидея разыскивал гонец, который уже успел побывать в особняке Великого канцлера. Дело не терпело отлагательства. Сердце Холлидея екнуло: неужели что-то стряслось дома? Однако Бэзил тут же увидел на конверте печать Совета и с облегчением вздохнул — случившееся не имело никакого отношения к его семье.

Пробежав глазами по строчкам, он посмотрел на замерших в ожидании лордов:

— Боюсь вас расстроить, джентльмены, но это опять хэлмслейские ткачи. Волнения перекинулись на юг, в Ферли, где собралась внушительная толпа мятежников. Тони, они там устроили совет. В двух шагах от моих владений, — Феррис выругался. — А еще они жгут станки и дома.

— Что ж, — с мрачным видом произнес Феррис. — Все переговоры впустую. Я выезжаю немедленно. Дайте мне отряд городской стражи, а по дороге в Ферли я возьму еще и своих людей. Мне нужен только один час чтобы отдать кое-какие распоряжения…

— Отправляться ночью нет надобности. Местные бейлифы[3]уже обратились за помощью. Если вы выспитесь и поедете утром, вы будете гораздо бодрее, да и на дорогах станет гораздо безопаснее.

Во дворе все еще царила суета: вместе с сопровождающими приехал свидетель произошедшего — один из людей Ферриса, проживавший в Ферли. В мятежных землях наступило затишье; ткачи знали, что за канцлером уже послано, и на время угомонились.

Гости лорда Ферриса быстро распрощались и без долгих церемоний отбыли. Отдав распоряжения гонцам, Феррис сразу же написал записку Сент-Виру. Дело требовало его личного присутствия, и он не желал, чтобы мечник предпринимал какие бы то ни было шаги во время его, Энтони, отсутствия. По крайней мере, на некоторое время опасность отступила от Холлидея.

Когда Феррис послал за Катериной, ночь уже истекала. Одетый лишь в рубашку и халат Энтони, не забираясь под одеяло, лежал на кровати, отдыхая перед началом тяжелого дня. До рассвета оставалось несколько часов. Феррис протянул Катерине запечатанную записку:

— Я хочу, чтобы твой друг получил это до наступления завтрашнего вечера. Позаботься об этом. — Увидев, как в ее расширившихся глазах мелькнул протест, Феррис промолвил: — Разумеется, тебе не нужно ходить в Приречье самой; я же сказал, я тебя туда не отправлю. Но у тебя остались знакомства. Вот и воспользуйся ими. Мне некого туда послать. Любого из моих людей могут узнать. — Она взяла в руки письмо, по-прежнему не сводя с Энтони взгляда. — Кэти, ты что, испугалась? — Он увлек ее под стеганое одеяло и принялся раздевать, продолжая при этом говорить: — Обещаю, скоро тебе будет не о чем переживать. Увидишься с ним еще один раз, когда я вернусь, и все. — Она вцепилась в плечи Энтони, не желая, чтобы он размыкал объятий. — Не бойся, он тебя не тронет, ты его подруга. Я ему не позволю.

— Дело не в этом. И ты это знаешь.

— Мне очень жаль, что я перед всеми поставил тебя в неловкое положение. Однако я хотел, чтобы мои гости кое-что поняли.

— Ты этого добился. Но ему на меня плевать.

— Ты сама в это не веришь. — Феррис мечтательно улыбнулся. — Но даже если и веришь, — разницы никакой. Я все равно знаю, что ты будешь чувствовать, если Сент-Вира постигнет неудача. — Катерина попыталась возразить, но он заставил ее замолчать, впившись в ее губы поцелуем. — Ни о чем не волнуйся. Он мне не откажет, а я ему ничего дурного не сделаю. Однако как же приятно осознавать, что я могу вам обоим доверять!

Оказавшись внизу, Катерина стала покрывать поцелуями его грудь, шею, подбородок, надеясь, что сумеет выдать волнение за страсть и остановить поток слов. Феррис тяжело дышал, но все-таки не умолкал:

— Кстати, ты видела его любовника-студента?

— Нет.

— А я видел, правда, мельком. В Приречье, куда ты меня отправила, только о нем и говорят. А потом, он собственной персоной чуть не сшиб меня с ног в дверях.

— Каков он из себя? — Катерина замерла, но Феррис уже взял девушку за плечи, и ее поцелуи и ласки ему были не важны.

— Худой. Одет в рванье. Очень высокий. — С этими словами Энтони опустился всем телом на нее.

* * *

Когда Феррис проснулся, Катерина все еще лежала у него в постели, свернувшись возле подушки.

— На всякий случай, — произнес Энтони, пробудив ее ото сна, — на всякий случай должен тебя предупредить. Возможно, ко мне зайдет Аспер… то есть лорд Горн… и станет тебя расспрашивать о Сент-Вире и его дружке. Расскажи все, что знаешь, и запомни, что он мне передаст. Меня позабавит, когда я узнаю, что у него творится в голове.

Катерина ничего не ответила.

— Горн — дурак, — продолжил Феррис, — ты в этом сама убедишься. Не беспокойся. Я хочу, чтобы ты это сделала ради меня.

— Слушаюсь, милорд.

* * *

Утром лорд Горн отыскал скомканную записку Сент-Вира, которую в гневе затолкал в самый конец ящика письменного стола. Горн развернул ее и, пытаясь отвлечься от оскорбительного смысла послания, вперил взгляд в буквы, выведенные уверенной рукой. Что там говорил Феррис? Каждый человек живет на острие клинка? Остроумное замечание. И к тому же очень мудрое.

На внешней стороне новой записки стоял отпечаток пальца, а на внутренней — изображение лебедя. На ней было начертано одно-единственное слово — «Отсрочка».