Аркадий Аверченко - Виктория Миленко

— А что же это за такое слово «быхать»? — спросил Аверченко. — Это, собственно, на каком же языке?

— Как на каком? — в свою очередь удивился Рославлев. — Конечно, на русском! Ты не слыхал такого слова?

— Не слыхал! И уверен, что никто не слыхал… Нет такого слова.

— Есть! — уверенно отрезал Рославлев. — Если ты не знаешь, то это еще ничего не значит! Мало ли ты чего не знаешь, ты вот, например, алгебры не знаешь, а алгебра все-таки существует! Открой словарь Даля, и ты там это слово найдешь.

— Нет там такого слова!

— Есть! Я тебе могу доказать…

— Врешь! Я тебе докажу, что врешь. Пиши сейчас же записку своей жене, чтобы она отдала словарь — я за свой счет пошлю швейцара на извозчике взад и вперед. Если там такое слово есть, я вместо одной рюмки за строчку плачу по десяти! Пиши!

Рославлев замялся.

— Пиши! — настаивал Аверченко. — Или сознавайся, что это слово ты тут же сочинил.

Рославлеву ничего иного не оставалось, как сознаться, что такого слова действительно нет.

В другой раз Аркадий Тимофеевич публично объявил в «Вене», что подарит бутылку шампанского тому, кто подберет наиболее удачную рифму к его фамилии. Молодой писатель Лев Никулин, придя домой, набросал:

Однако эти строки ему самому показались не особенно удачными, и он так и не показал их Аверченко. Уже после революции Никулин как-то встретил Маяковского. Они разговорились, стали вспоминать былые дни, «Новый Сатирикон», и тогда Никулин продекламировал своего «щенка»… Маяковский поморщился и сказал:

— Плохо.

— Потому что «щ»? — спросил Никулин.

— Нет, потому что мягкий знак, — отшутился поэт.

Тем не менее Маяковский и сам тогда увлекся поиском рифмы к фамилии своего шефа. Когда нашел, продемонстрировал ее в стихотворении «Пустяк у Оки» (1915):

Рифма «заверчен, как — Аверченко» вызвала неудовольствие одного из тогдашних критиков «Кокетнуть рифмой — это приятно. Но зачем на небе строчка из Аверченко? Не называй ее небесной и от земли не отнимай» (Без подписи. Воспарение // Журнал журналов. 1915. № 18).

Интересно, что почти аналогичную рифму подобрал и Василий Князев. Его вдохновил следующий случай: однажды ни свет ни заря поэт явился к Аверченко домой требовать гонорар. Аркадий Тимофеевич, никого не принимавший по утрам, к нему не вышел. Князев от злости чуть не разбил дорогую вазу и написал такие стихи:

Кто у кого позаимствовал рифму — Маяковский у Князева либо наоборот, — утверждать не беремся, а возвращаясь к ресторану «Вена», скажем, что многим запомнились банкеты, которые Аверченко закатывал здесь на свои именины — 26 января. Ему пекли огромный торт с надписью шоколадными буквами «Аркадию Сатириконскому». Пиво Аверченко пил из собственной именной кружки. Однажды Соколов украсил место именинника цветами и за свой счет, в виде подарка, отпечатал юмористическое меню: «Закуски острые, сатириконские; водка горькая, как цензура; борщок авансовый; осетрина по-русски без опечаток; утка — не газетная; трубочки с кремом a la годовой подписчик».

Сегодня в бывших помещениях ресторана разместился мини-отель «Старая Вена» с тематическими номерами. Один из них посвящен А. Т. Аверченко.

Увлечения Аркадия Тимофеевича были разнообразны. Одно из них, о котором речь пойдет ниже, постепенно стало для него профессией. Это — театр.

Как мы уже знаем, первой публикацией Аверченко после приезда в Петербург стала театральная рецензия в «Стрекозе». К этому жанру он обращался и впоследствии, подписывая отзывы на спектакли псевдонимом «Старая театральная крыса». Аркадий Тимофеевич мечтал писать для театра, но имел для этого своеобразные возможности: во-первых, он был мастером малой формы, во-вторых, он был юмористом. Его талант был незаменим в театрах миниатюр, подражавших европейским кабаре. Репертуар этих заведений строился по принципу мозаичности, пестроты, коллажа. Главным требованием, предъявляемым к номерам, была зрелищность. Представления имели «кинематографическую» структуру — дробность, мелькание, монтаж. Жанр миниатюры, как его понимали в те годы, не был ограничен никакими рамками, подходило все: и маленькая драма, и водевиль, и оперетта, и рассказ в лицах, и бытовая картинка, и танцы, и акробатические номера…

Одноактные пьесы Аверченко шли на сценах петербургских Литейного и Троицкого театров миниатюр. Большой популярностью у петербургского зрителя пользовались его мини-комедии «Ключ» и «Старики».

«Ключ» был переделан из рассказа «Случай с Патлецовыми», созданного по мотивам реального забавного происшествия. Как-то ночью Аверченко весьма нетрезвый вернулся домой и обнаружил, что потерял ключ. Он долго стучал в дверь, надеясь, что откроет сосед по квартире. Отчаявшись, он отправился на извозчике в какую-то ночлежку искать «специалиста», который мог бы открыть дверь, не ломая ее. Ему указали на совершенно криминального типа, тут же согласившегося помочь. Обрадованный писатель хорошо заплатил ему за услугу. «Да, если что, приходите туда же. Всегда помогу — меня зовут Мишка Саматоха», — сказал необычный помощник.

Утром Аверченко рассказал о своем ночном приключении соседу. Тот очень испугался, что Саматоха вернется уже без приглашения, и умолял сообщить в полицию. Аверченко в тот же день написал одноактную комедию «Без ключа» («Ключ»), не изменив имени главного героя. Эту пьесу он посвятил своей возлюбленной — актрисе Александре Яковлевне Садовской.