Искра и ветер - Алексей Пехов

Она проснулась во время кратковременной остановки в каком-то селе, с удовольствием умылась, быстро перекусила, и обоз вновь отправился в дорогу. Все хотели преодолеть до темноты еще приличный кусок тракта, чтобы заночевать в большой деревне, где был приличный трактир, а не клоповник, как в прошлый раз.

Они ехали через березовый лес, светлый, чистый и радостный, когда их нагнал всадник. В осанке молодого мужчины чувствовалась военная выправка. У него было открытое, благородное лицо и острый взгляд. Заметив, что Альга смотрит на него, он сверкнул белозубой улыбкой из-под усов, словно девушка была его старой знакомой, и направил коня вперед, заговорив с главным среди стражников.

Ходящая смотрела на незнакомца с подозрением. После предательства Райла она была настороже. Девушка знала, что ее будут искать, и понимала, что от места, где она убила господина Дави до храма Мелота не слишком большое расстояние. Если у сторонников колдуна есть опытные ищейки – ее вполне могли обнаружить. Именно поэтому Альга так сильно хотела как можно быстрее добраться до Корунна и оказаться в окружении сестер и братьев, среди которых гораздо безопаснее, чем с чужими людьми на одной из многих дорог королевства.

– Вставай! – меня потрясли за плечо. – Рассвет.

Я с трудом поднял тяжелую от недосыпа голову и посмотрел на темное небо.

– Ничего не путаешь, Трехглазый?

– Тебе еще перевязку делать. Пойду, найду Пиявку.

За время сна правый бок и штанина сильно намокли на влажном мху. Меня не спас даже плащ. Хотя на болотах было намного теплее, чем на равнине, я сильно замерз – холодная вода оставалась холодной водой. Восток, в отличие от запада, все еще пытался сбросить оковы прошедшей зимы.

Солдаты вокруг медленно просыпались. Островка, на котором пришлось заночевать, едва хватило на нас всех. Мы сбились в кучу, чтобы не околеть ночью, словно какие-то суслики во время холодной зимовки. Я поднял со мха плащ, с омерзением посмотрел на эту мокрую тряпку, встряхнул ее и поплелся искать милорда Рандо. Он был командиром отряда, а меня, как единственного сотника, назначил своим заместителем.

– Как твоя голова? – первым делом спросил он.

– Жить буду, – усмехнулся я, глядя на рыжеватую местность. – Пускай люди поспят еще два нара, милорд.

– Ты же прекрасно знаешь, что у нас нет этого времени.

– Знаю, – не стал отрицать я. – Но если мы выйдем, то в любом случае застрянем на тропе. Будет туман. Очень сильный. Незачем рисковать. Сойти с тропы – значит не вернуться.

Он втянул носом воздух, поглаживая щетинистый подбородок.

– Урве, – обратился рыцарь к пучеглазому десятнику. – Поменяй часовых. Для остальных – отбой. Пускай отдыхают. Проваливай к Пиявке, Нэсс. На тебе лица нет.

Я хотел сказать, что в порядке, но передумал и потопал прочь. Озноб начал усиливаться.

Пиявка – тип с унылой физиономией и редкими желтоватыми волосами провозился со мной не меньше полунара, ругаясь сквозь зубы и сдирая с моей головы пропитавшуюся кровью повязку.

В битве под Ргешем мне хорошо досталось. Некроманты сыпанули по нам какой-то пыльцой, от которой люди плавились и таяли, словно свечной воск. Мне на шлем попала жалкая крупица, но этого оказалось достаточно, чтобы проделать в металле дыру величиной с сорен. Я вовремя успел скинуть опасный предмет, но, спустя нар, один проворный сдисец черканул по моей голове мечом. Клинок оказался столь остр, что в первый момент я не почувствовал боли. Однако кровь залила все лицо, и Пиявке пришлось зашивать рану прямо на поле боя.

Пока отрядный лекарь меня перевязывал, появился туман. Он стелился по воде, избегая забираться на заросшие высохшим рогозом кочки. Я упустил тот момент, когда туман поднялся, поглотив все звуки.

– Тебя лихорадит, – сказал Пиявка.

– Совсем немного.

– Можешь врать кому-нибудь другому! Держи.

– Что это за дрянь? – опасливо спросил я, разглядывая странную коричневую штуку, очень похожую на высохший палец мертвеца.

– Корень. Он избавит тебя от жара и не даст ране гноиться.

Я с неохотой взял «палец», осторожно понюхал, затем откусил половину. Лекарство оказалось удивительно сладким.

Из белой пелены вынырнул Трехглазый:

– Гнилое местечко. За два дня мы сумели забраться в самую топь.

– Угу, – подтвердил я.

– Мне страшно подумать, что скрывается под зыбким ковром из мха и прошлогодней травы.

Трехглазый спросил разрешения занять мой плащ, улегся и, несмотря на сырость, тут же уснул. Юми, свернувшись клубочком, лег у него в ногах, а я сел на корягу и задумался.

В первый день нашего бегства набаторцы организовали преследование и держали нас в напряжении до темноты. Но потом отстали – мы топали всю ночь едва ли не вслепую, потеряв в болоте семнадцать человек.

Нас вел проводник из местного ополчения. Он неплохо знал тропы, но чем дальше мы заходили, тем более разрушенной становилась гать. В конце концов, от нее остались лишь отдельные участки, а затем и они исчезли.

– Все, – сказал проводник, остановившись и тяжело опираясь на палку. – Дальше никто из наших не заходил. Гиблые места. Сердце Оставленного болота.

Я обернулся назад, на цепочку людей, ожидающих приказа.

– Мы сможем протянуть здесь неделю, а затем попытаться вернуться.

– Не согласен, – сказал милорд Рандо. – Мы окажемся на вражеской территории, и нас раскатают в лепешку.

– Лезть дальше – это верная смерть, – покачал головой проводник.

– Сколько отсюда до Брагун-Зана? Если напрямик?

– Дня три-четыре.

– Значит, мы стоим где-то на перешейке. В самой узкой части болота. Слева оно тянется на юг почти до предгорий. А справа – на север, к Пряным озерам. Если есть возможность пройти его насквозь – то только здесь.

Я мрачно посмотрел на желтоватую голую местность, на которой лишь кое-где торчали чахлые ольхи.

– Никаких дорог? Никаких троп? Никаких шансов? Никто не ходил дальше этого места? – уточнил я.

– Отчего же не ходили, сотник? Ходили. Только не возвращались. Трясины там. Была дорога. Лет двести назад, говорят, вела к развалинам. Но давно заросла. А те, кто знал, где она проходит – помалкивали. Так и померли вместе со своими тайнами.

– Вот так, собака! – неожиданно сказал Юми и сошел с гати в сторону. – Собака!

Уткнувшись носом в топкий мох, прыгая с кочки на кочку, он поспешил к ближайшему дереву, расположенному от нас ярдах в семидесяти, за заболоченным участком травы, совершенно не вызывающим у меня доверия.

– Вот так, собака! – до нас, несмотря на расстояние, долетел его писк.