Стакан воды - Эжен Скриб

Агата. Тут был сам Дютилье…

Граф де Монлюкар. Мой издатель!

Агата. …и кричал громче всех: «Монтескье[24]перед ним мальчишка!»

Граф де Монлюкар. Друзья склонны несколько преувеличивать… Они могут ошибаться… но ошибаются они всегда искренно… А что говорил ваш батюшка?

Агата (простодушно). Ничего не говорил.

Граф де Монлюкар. Это его обычная манера!.. Солидный человек ценит свои слова на вес золота.

Агата. А может быть, он просто не читал ее, вроде меня! Но она лежит у него на столе… Он ее купил.

Граф де Монлюкар (с важным видом). Ее раскупают нарасхват.

Зоя (Агате, живо). Откровенно говоря, мой муж послал ее твоему отцу.

Граф де Монлюкар. Да, правда… Я имел честь… А как отзывается о моей работе ваша мачеха?

Агата. О, мачеха – это другое дело!.. Она рассыпалась в похвалах… Говорила, что ваше место – в Академии моральных и политических наук!

Граф де Монлюкар (живо). В самом деле?.. Вот так женщина!.. Какой тонкий вкус!.. Какое понимание!.. (Агате.) Ну, ну, дальше!..

Слуга (выходит из двери налево). Ваше сиятельство, вас спрашивают!

Граф де Монлюкар (с досадой). Пусть подождут!.. Я же не чиновник… я не обязан принимать посетителей… у меня вообще нет никаких обязанностей… я свободен, я независим…

Слуга. Вас спрашивает доктор Бернарде.

Граф де Монлюкар (в сторону). А, член нашего кружка! Мой друг!.. Иду, иду!.. Как же можно заставлять его ждать! (Агате.) Извините, сударыня, я оставляю вас с моей женой.

Зоя пытается удержать его; граф де Монлюкар делает ей знак побыть с Агатой и уходит.

Зоя, Агата.

Зоя. Вот он теперь всегда такой, милая Агата!.. Прежде, когда он еще не пользовался известностью, он был очень внимателен… Но с тех пор, как мой супруг забрал себе в голову, что он человек одаренный, с ним можно умереть от скуки… (Садится рядом с Агатой.) Добро бы он попытал счастья в каком-нибудь ином роде… слава богу, выбор велик… Нет, его влечет к себе все туманное и глубокомысленное… Хоть убей, ничего нельзя понять… Когда же я пытаюсь вникнуть, я знаю заранее, что кончится это для меня мигренью… да еще какой!

Агата. Ах, милая Зоя, и у нас та же история!.. Помнишь, как у нас было весело?.. Какие балы задавал мой отец!.. Как мы танцевали!.. Теперь у нас повернуться негде – все заполонили великие люди… Я и не подозревала, что Франция производит их в таком количестве. И как это публика не устает преклоняться!

Зоя (со смехом). Это верно!

Агата. А ведь я еще многих не знаю! О ком бы из знакомых ни заговорили, только и слышишь: «Наш великий поэт», «Наш великий артист», «Наша великая трагическая актриса». Не сумею тебе объяснить, как это делается, но только все у них великие. А мне жаль нашей молодости, нашего пансиона – тогда все были маленькие.

Зоя. Все были одинаковы.

Агата. Хорошее было время!

Зоя. Играли в серсо, в прыгалки.

Агата. Как мы любили друг друга! Как мы были счастливы! Помнишь нашу милую Адель? Бедняжка! Как рано она умерла! Мы трое были неразлучны, и все у нас было общее.

Зоя (улыбаясь). И ее брат, Эдмон де Варенн…

Агата. …был и нам с тобой почти что братом.

Зоя. Он каждый день навещал в пансионе сестру.

Агата. А вместе с ней и нас – ведь мы же не расставались!

Зоя. Теперь все изменилось… Эдмон стал адвокатом, целыми днями в суде… Я редко его вижу.

Агата. А я – никогда… Его невзлюбила моя мачеха Сезарина, а мой отец принимает только тех, кто сумел понравиться его супруге…

Зоя. Как же он позволяет так собою вертеть?..

Агата. А он и не подозревает, что им вертят… Напротив, воля у него есть… и даже твердая воля… (С улыбкой.) Но это воля его жены…

Зоя. Каким образом они поженились? Это для меня просто непостижимо.

Агата. Ах, господи, это моя оплошность!.. Всему виной тут я!.. Сезарина немного старше нас с тобой, из бедной семьи; в нашем пансионе она была классной дамой, и она мне покровительствовала, благоволила ко мне…

Зоя. Еще бы! Ведь ты у нас была самая богатая, и поэтому к тебе было особое отношение. До сих пор помню эту вопиющую несправедливость: награду заслужила я, а досталась она тебе…

Агата (с улыбкой). Понимаешь, меня трогала ее привязанность, ее расположение, ее заботы… Я рассказывала о ней отцу. И когда он приходил ко мне на свидание, я всякий раз выходила к нему вместе с Сезариной, а она была с ним необыкновенно любезна, очаровательна, оказывала ему всевозможные знаки внимания – она умеет угодить, когда захочет! Наконец я предложила ей провести каникулы в имении моего отца, она сейчас же согласилась, и отец был в восторге… На каникулах они сражались в пикет[25], в шахматы; она играла лучше, чем он, но незаметно поддавалась, искусно разыгрывая гнев и досаду, и это особенно радовало победителя… Она читала ему газеты, исполняла при нем обязанности секретаря, слушала – часто со слезами восторга – рассказ о том, какие должности занимал он при директории и при консульстве[26]. В ту пору я еще не отдавала себе отчета, что это целая система заманивания и кокетства, но система оказалась столь удачной, что через три месяца, когда надо было уже возвращаться в пансион, мадемуазель Сезарина Риго, дочь дровяника из Вильнёв-на-Йонне[27], обвенчалась в церкви Фомы Аквинского[28]с графом де Мирмоном, пэром Франции. И только потом я поняла, что наша бывшая классная дама всегда будет смотреть на меня как на школьницу.