Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей - Эрик Вейнер

Как и следовало ожидать, разговор сворачивает к вину. Я предполагаю, что Том, как истинный житель Напы, своего рода винный сноб. Я ошибаюсь. Том Мерл, житель Напы, энолог-любитель, совладелец кейтеринговой фирмы под названием «Великолепие в траве», пьет «Ту Бак Чак». Это вино делает Чарльз Шоу, оно продается по два доллара за бутылку — и хорошо продается.

— Серьезно, Том? Эта бормотуха?

— Столовое вино, и вполне неплохое. Тратить тридцать пять долларов на то, что проглотишь и не вернешь, просто глупо. Чарльз Шоу не зря так успешен. «Ту Бак Чак» — приличное вино. Я называю это «достаточно хорошим».

— Достаточно хорошим?

— Ну да. Я бы сказал, достаточно хорошего достаточно. С ним у вас остается время на более важное в жизни. Кроме того, кому малого недостаточно, тому ничего не достаточно, — говорит Том словами Эпикура.

Я замираю, не допив глоток. А сколько это — достаточно? Я нечасто задавал себе этот вопрос. Я всегда исходил из того, что ответ — «больше, чем есть сейчас». А выходит, что «больше» — это непостоянная величина. Психологи называют это «гедонистической адаптацией». Этот нюанс человеческой натуры объясняет, почему третье крем-брюле никогда не бывает таким же вкусным, как первое или второе. И почему новая машина, тест-драйв которой привел нас в восторг, через месяц езды наскучивает. Мы привыкаем к новым удовольствиям, и в какой-то момент они уже не так новы и не так прекрасны.

Особенно мы восприимчивы к так называемому «ещенемножеству». Для счастья нам не надо намного больше — денег, успеха, друзей. Лишь еще немножко. А получив это «немножко», мы, поразмыслив, приходим к выводу, что нужно… еще немножко. Мы не знаем, когда бывает достаточно.

«Достаточно хорошо» не значит отказа от амбиций. «Достаточно хорошо» — это не упадничество. Это знак большой благодарности в адрес всего, что с вами происходит. Не только лучшее — враг хорошего. Также хорошее — это враг достаточно хорошего. Следуйте доктрине «достаточно хорошего» достаточно долго — и с вами произойдет кое-что прекрасное. Слово «достаточно» в какой-то момент отпадет, словно сброшенная кожа змеи, и останется просто — «хорошее».

* * *

Одним из величайших удовольствий в жизни Эпикур считал дружбу. «Из всего, что дает мудрость для счастья всей жизни, величайшее — это обретение дружбы», — сказал он. Друзья, добавляет он, необходимы для совместной трапезы — например, как у нас с Томом. Ведь «нажираться без друзей — дело льва или волка».

Казалось бы, такой акцент на дружбе противоречит принципу «удовольствие — высшее благо». Ведь настоящая дружба — это когда ставишь радость друга выше собственной. Разве это не идет вразрез с гедонистической математикой? Нет, говорит Эпикур. Дружба в целом облегчает боль и способствует удовольствию. Какую бы боль ни несла в себе дружба — удовольствий в ней заведомо больше.

Мне приходит в голову, что мы с Томом переживаем сейчас подлинно эпикурейский опыт. Простая еда с достаточно хорошим вином. Роскошь дружбы, свободное время. Радость отсутствия боли, атараксии. Я отмечаю приятное состояние духа, но не слишком углубляюсь в него, чтобы не пасть жертвой парадокса удовольствия. Созерцать счастье — значит утратить его.

Перед прощанием я прошу Тома посоветовать кофейню. Я надеюсь, что он посоветует какое-нибудь необычное здешнее местечко, где подлинные любители своего дела с любовью готовят каждую чашку. Особенное место.

— Там дальше по улице есть «Старбакс», — отвечает он.

Я разочарован, но останавливаю себя и мысленно спрашиваю: «Как бы поступил Эпикур?» Конечно, пошел бы в «Старбакс». Так я и делаю.

Это не особенное место. Здешние бариста не влюблены без памяти в свое дело. Здесь нет ничего необычного. Это место достаточно хорошо.

Иначе говоря — идеально.