Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей

Наверное, у него когда-то была семья, но их лица не сохранились в его памяти. Он полагал, что их убили во время того набега, когда его освободили и дали возможность приехать сюда и обучаться в рядах Джанни.

Он питал некоторое отвращение к кострам, но он умел его подавлять, и считал, что его никто не заметил. Опасно позволять другим видеть твои слабости.

Сегодня утром они выполняли маневры, маршируя прямо и делая повороты под непрерывным дождем. Дождь был сильным. Если армии предстоит выступить к крепости Воберг на севере, им необходимы достаточно хорошие дороги (и не вышедшие из берегов реки), чтобы большие пушки для разрушения стен не увязали в грязи.

Только дождь, гласила пословица, может сорвать планы великого калифа. Ведь дождь скрывает звезды Ашара. Он также скрывает солнце и луны неверных джадитов и киндатов, но это не имеет значения.

В любом случае, Дамаза не возьмут в армию в этом году. Славные победы будут не его победами.

После тренировки дождь ослабел. Он вышел из казармы на базарную площадь города, чтобы купить миску ячменной похлебки в лавке у киндатов. Некоторые неверные готовят вкусную еду, это приходится признать. Для них есть место среди рожденных под звездами. Щедрый калиф терпит неверных на всех своих землях. Они платят налог, чтобы молиться кому пожелают, и на эти налоги содержат солдат, льют пушки и сажают сады в Ашариасе. Это тоже объяснил Касим.

Когда по городу разнесся звон колоколов, призывающих на полуденную молитву, Дамаз дошел до ближайшего храма, чтобы не возвращаться в казармы. Он оставил сапоги и шапку у двери и опустился на колени, молясь Ашару и богу, который послал ему видения под звездами пустыни. На куполе храма были нарисованы звезды, как всегда. В самых богатых храмах их делали из металла и подвешивали на цепочках.

Здесь был молодой ваджи, моложе прежнего. С более редкой бородой и пронзительным голосом, которым нараспев читал молитвы. Дамаз и не думал о нем до вечера этого дня.

Именно тогда, на тренировочном плацу, после отработки боя на саблях (он мастерски владел саблей, лучше большинства учащихся, и быстрее) он услышал, как Кочы рассказывал своим друзьям — прихвостням, если правильнее выразиться, — о том, будто новый ваджи в базарном храме сделал ему непристойное предложение вчера вечером после молитвы на закате, и что он, Кочы, не собирается принимать подобные предложения ни от кого, не говоря уже о лживом порочном человеке, делающим вид, будто он свято служит Ашару.

Отношения между мужчинами и мальчиками среди Джанни не были такой уж редкостью. Дружба с нужным командиром послужила ключом к повышению многих молодых людей. К Дамазу никогда не подходил ни один начальник; он был слишком крупным, себе на уме, недостаточно миловидным, с веснушчатым лицом. Но он знал — они все знали, — что если предложение исходит от мужчины, не имеющего отношения к их полку, — это оскорбление. А молодой важди, новичок в гарнизонном городе, не имел никакого положения в обществе. Он мог бы защитить себя своим благочестием, но ему необходимо действительно быть благочестивым и иметь друзей.

И все же Дамаз чувствовал, что тут что-то не так — в эту историю было трудно поверить. Ваджи действительно только что прибыл к ним. Мог ли он проявить подобное безрассудство? Кочы мог сразу же донести на этого человека, прямо в храме. Он мог обратиться к командиру полка или к одному из полковых ваджи здесь, в казармах.

Дамаз на занятиях по географии и истории пребывал в задумчивости. Занятия проходили всегда ближе к вечеру, после того, как юноши израсходовали все силы на учениях и были в состоянии (иногда) лишь сидеть и слушать. Занятия вел Касим. Когда-то он был командиром, которого взяли в плен и изувечили джадиты, когда он выехал на разведку впереди армии. Эти варвары отрезали ему нос и послали Касима на галеры, чтобы работал веслами, пока не умрет.

Вместо этого он сбежал, как умеет и должен поступать способный Джанни. Каким-то чудом ему удалось вернуться обратно. Он мало рассказывал об этом, даже когда мальчики его спрашивали, а они, конечно, спрашивали. Чтобы скрыть отрезанный нос, он носил серебряную накладку, закрепленную шелковыми завязками на затылке.

Это был, принимая во внимание ту жизнь, которую он вел, вдумчивый, сдержанный человек. Джанни устроили его на должность учителя в Мулкаре. Полагалось, чтобы все они умели читать и писать на двух или трех языках, но занятия историей и географией были добровольными после того, как тебе исполнилось двенадцать лет. Дамаз никогда не пропускал их, кроме тех случаев, когда ученики уходили в поход за городские стены.

Они все умели говорить на современном языке Тракезии, но под руководством Касима некоторые из юных Джанни учились читать произведения граждан древних городов-государств к югу от них. Читали стихи, пьесы, он даже давал им разбирать медицинские трактаты. Многое из того, что их врачи умели сегодня, явно пришло из Тракезии в расцвете ее славы, две тысячи лет назад.

Тогда Ашар еще не родился, к нему еще не пришло озарение ночью в пустыне. Не существовало ни звездопоклонников, ни джадитов. Киндаты с их лунами, наверное, уже существовали, вместе с другими странными верованиями востока, а боги Тракезии и Саврадии (где был расположен Мулкар) представляли собой непонятный конгломерат самых разных божественных сил.

Обычно Дамаз получал удовольствие от уроков Касима, ему нравилось наблюдать, как младшие ребята старались казаться внимательными и не дремать, он вспоминал себя в этом возрасте, но сегодня он был рассеян. Касим несколько раз бросал на него вопросительные взгляды, но ничего не сказал. Он был из тех учителей, которые ждут, когда ученики сами подойдут к ним.

Дамаз этого не сделал. Мог бы подойти, но не подошел. Вместо этого, когда урок закончился и все они вышли под вечернее небо, затянутое облаками, он совершил безрассудный поступок за час до того, как их призвали на молитву.

Не так-то просто шпионить за спальней другого полка. Во-первых, там находятся вперемешку солдаты, командиры и ученики, и подразделения напряженно, даже яростно соперничают за первенство и признание. Нечего и думать о том, чтобы постоять у окна и послушать.

И все же Кочы отличался хвастливостью и тщеславием, и из всех ровесников он, несомненно, был одним из соперников Дамаза в получении более высокого ранга. Каждую весну один, а иногда и два, четырнадцати- или шестнадцатилетних мальчика могут (никаких обещаний, никогда) быть зачислены в армию и отправиться на войну, где добывают славу. Там можно завоевать себе лучшую жизнь, убивая неверных.

Поэтому Дамаз, наверное, признался бы, если бы ответа потребовал кто-то вроде Касима, что у него были свои собственные причины поступить так в сумерках, в конце дня, когда ветерок шевелил первые листочки деревьев. Он прошел к казарме третьего полка — полка Кочы — и двинулся по широкой дороге к задней стене.

Там он хладнокровно огляделся, убедился, что он один, и взобрался на крышу. Залезть по стене наверх было совсем несложно.

На крыше любого из здешних строений — они все это знали — можно было пристроиться возле одного из дымоходов, и если в печах не было огня и не шел дым, пригнуться и послушать, о чем говорят внутри. Он двигался очень тихо. Комната внизу была почти пустой, но не совсем пустой. Возле второго дымохода он услышал голос Кочы почти прямо под собой, тот разговаривал с несколькими другими парнями. Похоже, что разговаривали четыре человека.