Мост над бездной - Гарри Тертлдав

Воил ахнул, как будто прелат плюнул ему в лицо.

— Но это же чушь! — воскликнул гончар. — Что мы такого сделали?

— Первое: начнем с того, что вы пытались не пустить их в Скопенцану. Второе: вы пытались их вышвырнуть, как только они укрылись в городе. — Говоря, Ршава загибал пальцы. — Третье: вы считаете, что им не следует выдавать пайки, хотя именно они вырастили ту пищу, которую вы едите. Четвертое: ополченцы задирают их при любой возможности. Пятое… Мне продолжать?

Новому командиру ополченцев Скопенцаны не хватало физической внушительности Токсара. Однако он был сообразительнее: Ршава заметил в его взгляде расчетливость.

— И что, по-вашему, нам следует с этим сделать? — спросил Воил, облизнув губы.

— Сделать-то вы можете не очень много, верно? Если бы вы оставили крестьян в покое после несчастного случая с Токсаром, — Ршава намеренно избегал слова «проклятие», считая его вздором, — это принесло бы немного пользы. Если вы оставите этих людей в покое начиная с сегодняшнего дня, это будет не самым глупым поступком. Но провалиться мне в лед, если я поверю, что это сильно изменит дело.

— Если они предатели, то нам нужно выгнать их из города, глянусь благим богом, — со злобой произнес Воил. — Как еще нам обеспечить безопасность Скопенцаны?

— А тебе не кажется, что от этого станет только хуже? Ты уверен, что вы отыщете всех крестьян? Ты уверен, что ни у кого из них нет родственников в городе? Неужели не понимаешь? Ты заставишь и этих людей ненавидеть тебя, но уже не будешь знать, кто они, и не сможешь за ними приглядывать.

— Не очень-то вы помогли, святейший отец, — пожаловался Воил.

— Почему? Потому что не разрешил тебе сделать то, что ты хотел? Я и минуты сна из-за этого не потеряю. Лучшее, что тебе остается, — это приглядывать за самыми шумными возмутителями спокойствия. И может быть, за некоторыми из самых тихих, потому что они могут быть достаточно умны, чтобы делать гадости, не предупреждая о них заранее. Ты меня понял?

Воилу явно не хотелось прислушиваться к словам прелата. Но столь же явно он сознавал, что выбора у него нет. Его рука опустилась на рукоятку меча, но он понял, что и так не добьется желаемого. И тогда он проговорил сдавленным от ярости голосом:

— Помните, святейший отец, что вы призвали проклятие на свою голову, если в городе что-либо пойдет не так. На вашем месте я бы упорно молился, чтобы этого не произошло.

Он протопал к двери и вышел быстрее, чем Ршава успел хотя бы попытаться что-то ответить. Лицо прелата скривила жуткая гримаса, но в кабинете он был один, и никто не мог ее увидеть. Даже если бы Воил остался, что бы мог сказать ему прелат? Он сам этого не знал. Его правая рука очертила солнечный круг.

— Я молился, — произнес он. — Я молюсь. И буду молиться.

Каждое его слово было правдой. Но много ли пользы принесет она ему — или Скопенцане?

Прелат возненавидел Воила за то, что тот заставил его так думать. Приехав в этот провинциальный город, Ршава и представить не мог, что простой гончар сможет пошатнуть его веру гораздо сильнее любого умного и блистательного столичного богослова.

* * *

Первые шесть недель после дня зимнего солнцестояния, или даже немного дольше, погода в Скопенцане оставалась мягкой для северного края. Да, землю покрыл снег, и было очень холодно для любого, кто вырос в столице, но на город не обрушивались сильные метели, как нередко случалось в этой части света.

А потом все резко изменилось. Три дня подряд воздух в Скопенцане наполнялся воющим ветром и вихрящимся снегом. Поначалу, когда в городе закружила метель, Ршава надеялся, что она отгонит хаморов или заморозит их на месте. Но вскоре он понял, насколько тщетны его надежды. В степях Пардрайи кочевники выживали и в более суровые зимы. И эта метель не стала для них чем-то необычным только потому, что застигла их на территории Видесса.

Жителей Скопенцаны она тоже не удивила и не испугала. Они просто начали выкапываться из снега, как поступали всякий раз, когда зима преподносила им подарочки вроде этого. Они даже испытывали некую сардоническую гордость, терпеливо снося все худшее, что могла обрушить на них погода.

— Ты еще жив? — приветствовал горожанин соседа, прокапывая дорожку в снегу.

— Уже нет, — отвечал тот. — Я позавчера замерз насмерть.

И они, отсмеявшись, снова брались за лопаты.

После двухдневной передышки новая метель ударила по городу, и через два дня после нее — другая. К тому времени даже старожилы не смеялись. Скопенцана привычна к холодам и метелям, но даже здесь слишком много зимы может убить.

Если бы хаморы приставили лестницы к стенам в то время, когда снег валил гуще всего, они смогли бы легко на них взобраться: кто увидит незваных гостей, пока они не окажутся наверху? Но они не воспользовались моментом. Воистину, они оказались полными невеждами в осадном деле. И это тоже хорошо, решил Ршава.

Однако несколько дней спустя еще одна метель завалила Скопенцану снегом. Если бы такая погода обрушилась на столицу империи, жизнь в ней замерла бы. Сотни, а то и тысячи людей замерзли бы насмерть. Жителей Скопенцаны спасали меховая одежда и толстые шерстяные одеяла; надежные дома могли противостоять любому буйству погоды. Даже несмотря на то что дров в городе было маловато, люди все же не замерзали.

Когда последняя метель наконец-то стихла, один из слуг Зауца пересек площадь и явился в резиденцию прелата.

— Святейший отец, эпарх хотел бы с вами поговорить насчет продовольствия, — сообщил он.

— Я приду, — сразу ответил Ршава. Пайки — дело серьезное. — Он собирается опять снизить нормы?

— Господин, именно об этом он и хотел с вами поговорить, — ответил слуга.

Ршава облачился в самый теплый из своих плащей с капюшоном. Слуга Зауца напялил на себя столько одежды, что не замерз бы и в ледяном аду Скотоса. Метель прекратилась, но мороз стоял крепкий.

Несмотря на капюшон, Ршава ощущал погоду сильнее, чем любой из светских людей: едва он вышел на улицу, как тепло стало вытекать из бритой макушки, подобно воде из треснувшего кувшина. Прелат решил потерпеть.

— Как хорошо снова увидеть солнце, — заметил он.

— Уж это точно, святейший отец, — согласился слуга Зауца.

На площади намело сугробы. Снег облепил и статуи в ее центре, из-за чего их стало трудно распознать. Ослепительно блистало солнце. Борозды, оставленные ногами слуги, были единственными отметинами на гладком белом одеяле.

— Что, пойдем к эпарху по твоим следам? — спросил прелат.

— Не возражаю, — согласился слуга. — Раз уж я сюда дошел, то и вернуться мы сможем.

Уподобившись ездовым собакам, Ршава и слуга врезались в снег. Идти было трудно. Снег еще не покрылся настом, и им пришлось проламываться сквозь сугробы. Ршава вспотел, еще не добравшись до статуй. Едва он замедлял шаги даже на несколько секунд, как пот начинал леденеть. Но время от времени прелату приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание.