Невеста авантюриста - Луиза Аллен

Квин повернулся и увидел, что она по-прежнему лежит там же, где он оставил ее. Пока он смотрел на нее, образ истерзанной невольницы постепенно исчез, сменившись хрупкой, бледной фигуркой Селины. Он никак не мог разобраться в собственных мыслях и выводах, которые сделал из ее рассказов: она призналась, что действительно сбежала сюда из «Голубой двери» и что ее тетушка – содержательница этого заведения, а также что она находилась с мужчиной в весьма интимной обстановке, непосредственно перед тем, как он умер, судя по ее словам, от удара, случившегося в результате чрезмерного возбуждения.

«И после всего этого она оказывается девственницей. Не пытайся найти оправдание. Тому, что ты только что совершил, нет оправдания». Селина тоже посмотрела на него, ее широко открытые глаза были темными и глубокими, в них читалось непонимание и смущение.

– Вы были…

– Но разве вы не хотите меня?

Они заговорили одновременно и вместе ответили.

– Да, – призналась Селина.

– Да, – процедил Квин сквозь зубы. Она выглядела такой уязвимой, и нежной, и бесконечно желанной, и больше всего на свете ему хотелось сейчас снова заключить ее в свои объятия и любить, любить нежно и ласково, и так искусно, как того заслуживает юная невинная девушка в постели со своим первым мужчиной.

– Тогда почему вы остановились? – спросила она, и он вдруг понял, что как бы сильно ни хотел сейчас заняться с ней любовью, он испытывал беспокойство, прикасаясь к ней. Он с грустью подумал, что это не так плохо, поскольку и не должен был прикасаться к ней, пусть даже очень нежно, он не имел на это права.

– Вам действительно так нужен ответ? – настойчиво переспросил Квин, натягивая халат. На его теле остались следы крови. Ее крови. – Я не лишаю девственности невинных девушек. По крайней мере, не делал этого, пока вы не ворвались в мою жизнь, окружив меня всевозможной ложью. – Он затянул пояс халата и набросил край покрывала на Селину, когда она села на краю постели.

– Но… – Она замолчала, едва начав, и он заметил, что она пытается собраться с мыслями, борясь с последствиями неудовлетворенной страсти, так же как и он. – Вас расстроило то, что я не рассказала вам об этом? Но я пыталась…

– Расстроило? – Он не спеша подошел к буфету и налил себе внушительную порцию бренди, затем задумался, налил еще один стакан и, вернувшись к кровати, протянул его Селине. – Да, я бы сказал, что я расстроен. Кроме того, могу добавить, что, видимо, вы не слишком настойчиво пытались, мисс Шелли. Ведь в конце концов вы снова меня обманули, не так ли?

– Да, – ответила она, ничуть не смутившись и даже, напротив, подняв подбородок.

Она вела себя не вызывающе, но с достоинством, и он заметил, как в его душу прокралось какое-то неосознанное восхищение тем, что она не пыталась во что бы то ни стало успокоить его или уйти от прямого ответа. Ах, если бы только и его тело перестало так откровенно восхищаться ею…

– Или вы думали, для меня это не имеет никакого значения?

– Я понимала, что я не слишком хороша в искусстве любви и, скорее всего, разочарую вас, – начала Селина, и Квин мгновенно пришел в ярость. – Но, кажется, мужчинам нравится…

– Я никогда не принуждаю женщин, – прорычал он сквозь зубы, а она вздрогнула, испугавшись. – Я не лишаю девственности невинных девушек, но я только что сделал это, потому что вы, как я полагаю, решили, что будет лучше каким-то образом заполучить мое доверие, стать ко мне ближе, чтобы я не передал вас в руки властей.

– Нет! – возразила Селина, решительно выпрямившись, и шелковое покрывало соскользнуло с плеч на бедра, обнажив ее красоту. – Я хотела заняться с вами любовью, потому что хотела, жаждала вас.

Квин почувствовал, как мурашки пробежали по спине от нелепого, предательского удовольствия, которое доставили ему ее слова. Он не мог доверять этой женщине, хотя даже собственная интуиция, похоже, грозилась его подвести.

– Мне следовало рассказать вам, но я и понятия не имела, что вы все это так воспримете, – сказала она, задыхаясь от возмущения. – Вы же распутник, вы сами сказали об этом. У вас скандальная репутация. А я была уверена, что для таких людей это обычное дело!

– Что ж, а для меня – нет! – пылко возразил Квин.

Она в смущении потянула за покрывало, пока Квин старался успокоиться. По крайней мере, не было риска, что он зачал ей ребенка. Впрочем, это не значит, что при других обстоятельствах он не соблюдал бы осторожности, стараясь отвлечься, рассуждал он, запрокинув ноющую голову на спинку кресла и глядя в потолок.

– Я уверена, что ложное обвинение в совращении дочери лорда Шерингема сделало вас столь чувствительным к подобным вещам, – отважилась предположить Селина. – А став жертвой жестокой, беспощадной лжи, любой болезненно воспринимал бы обман и неискренность. Я не хотела обманывать вас из какого-то злого умысла.

Он смотрел на нее, свернувшуюся в клубочек на подушках, укутанную в сверкающий зеленый шелк покрывала. Это был образ совершенной любовницы, если бы только не суровая морщинка на лбу и тревога в ее больших голубых глазах. А эта прелестная нижняя губка, которую она покусывала, когда волновалась, и которую так хотелось поцеловать.

Насколько смог, он отпустил свой гнев и постарался прислушаться к трезвому рассудку. Да, теперь она действительно говорила правду: единственной причиной, по которой она солгала ему о том, кто она на самом деле, был страх. Но ведь наверняка этого недостаточно для юной девственницы, чтобы зайти так далеко?

Затем он неожиданно вспомнил, что именно положило начало этой цепочке событий, – она должна была продать свою девственность Толхерсту. А если она была готова на такое, то отдать себя ему, Квину, ради того, чтобы обеспечить себе его защиту и покровительство, было совсем несложно. И расчет Селины на то, что, переспав с ней, он привяжется к ней не только физически, но и душой, тоже оказался верным. Но мог ли он винить ее? Он старался быть справедливым. В конце концов, она рисковала своей свободой, а возможно, и жизнью.

– Вы не собираетесь вернуться в постель? – спросила она.

– Нет! Селина, я же сказал…

– Никаких девственниц, я помню. Но ведь я уже не девственница.

– Вы ничем не лучше, – сказал Квин, стараясь не вспоминать ощущения ее близости, сладостного жара и влаги, тесной, нежной, шелковистой плоти, что обволакивала его.

Его ответ вызвал у нее смех, скорее отчаянный, чем веселый, но все же.

– Не думаю, что меня можно считать девственницей как духовно, так и физически, Квин. – Он пронзил ее своим взглядом, и она тотчас пришла в себя и заговорила серьезнее: – Неужели это совсем не болезненно для мужчины – остановиться вот так, на полпути?

– Это несколько неприятно, – ответил он, надеясь, что это прозвучит достаточно печально, хотя получилось скорее раздраженно, чего он и боялся. – Через некоторое время станет лучше. – Она представляла собой поистине причудливую смесь наивности и осведомленности. – А если вы удалитесь, дело пойдет быстрее. Вам лучше уйти в свою комнату. А вы сами… вы в порядке?