Война за империю - Евгений Белаш

— Да, товарищ Солодин, если мне не изменяет память, в Гражданскую войну вы служили на стороне белых? — с кажущимся добродушием спросил вождь.

— Нет. Я не служил, — кратко ответил полковник. Подумал мгновение и закончил. — Но мой отец до революции был железнодорожником и после нее пошел добровольцем в Донскую армию. Я не участвовал в сражениях лично, но помогал ему, чем и как мог. Когда стало ясно, что Белое движение проиграло, мы покинули страну.

Семен Маркович выдохнул, стиснув зубы. Искушение умолчать, обойти неудобные углы было велико, почти неодолимо. Но здравый смысл нашептывал, что вся его жизнь наверняка уже разобрана по дням и лежит в соответствующей папке. Поэтому скрывать что-либо от советского правителя было не просто чревато, но скорее всего, просто убийственно.

— Но почему выбрали Донскую, а не Добровольческую армию? — неожиданно спросил Сталин. — У дроздовцев сведущие в технике люди были в куда большем почете.

— К сожалению, не знаю, — машинально пожал плечами офицер. — Отец так решил. Там было что-то личное.

— Откровенность, это правильно, товарищ Солодин, — неспешно протянул Сталин, почти зажмурившись. — Очень правильно. Я рад, что вы не пытались скрыть отдельные факты… своей биографии. Что ж …

Вождь сделал легкое движение рукой, будто сметая что-то со стола, помолчал пару секунд.

— Многие хорошие, ответственные, честные люди сначала неправильно выбрали сторону в гражданской войне, но затем поправили ошибку. Можно сказать, что вы тоже встали на путь исправления в Испании.

Снова пауза. Сталин поджал губу так, словно затягивался табаком, и полковник вновь мельком подивился — почему же при нем нет трубки?

— Подумаем, — неопределенно закончил Верховный главнокомандующий. — Подумаем…

— Служу Советскому Союзу, — отчеканил Солодин. Ему показалось, что именно это сейчас будет самым правильным, чтобы заполнить тягостное молчание.

Товарищ Солодин, — неспешно произнес Сталин с какой-то непонятной задумчивостью и продолжил гораздо быстрее. — Я вас попросил придти для одного очень, очень важного дела. Я бы сказал, что нужна ваша небольшая помощь.

Попросил, ага, — подумал Солодин, но всем видом изобразил готовность помочь такому хорошему человеку.

— Возьмите.

С этими словами Сталин указал на папку. Солодин не слишком быстро, избегая суетливости, но и без промедления придвинул ее ближе, но открывать не спешил, бросив на Сталина вопросительный взгляд.

— Видите ли, обычно, когда нужна хорошая консультация, — Верховный выделил слово 'хорошая'. — Хороший совет, мы даем материал и время на его изучение. Но сейчас дело особое. Очень особое. Товарищ Солодин, вы хороший специалист-практик. И нам очень интересно не просто ваше мнение, а ваше, скажем так, впечатление. Первое впечатление от того, что вы увидите.

— Я готов, товарищ Сталин, — произнес Солодин. В нем боролись любопытство и страх.

Генеральный молча кивнул, полковник открыл папку.

Внутри было три листа хорошей бумаги. Два с несколькими таблицами и сопровождающим текстом. Все было написано и расчерчено от руки, авторучкой и карандашом, но очень аккуратно, твердыми и ровными печатными буквами, почти как в типографии.

На третьем, большом, сложенном 'гармошкой' листе расположилась подробная техническая схема. Солодин быстро просмотрел таблицы, прочитал текст. Затем осторожно разложил чертеж на столе, пригладил ладонью, всмотрелся и замер минут на пять, не меньше. Только взгляд быстрых живых глаз скользил по строчкам и символам обозначений.

Сталин терпеливо ждал, словно каменное изваяние.

— Товарищ Сталин… — произнес, наконец, Солодин. — Я могу задать вопрос? Это… предназначено для Китая?

— Нет, — кратко отозвался генеральный.

— Тогда… Насколько… я могу быть свободен в предположениях? — Солодин подбирал слова с осторожностью истинного сапера, так, словно неудачная формулировка могла убить его на месте.

— Вы уже показали похвальную откровенность. Так и продолжайте.

— То, что я вижу… гениально. Но с двумя оговорками.

— Какими?

— Первая, я не представляю, как это можно переправить к месту назначения.

Солодин поднял голову и посмотрел прямо в глаза вождю.

— Ведь не для Европы, — очень тихо сказал полковник.

— Это не ваша забота, — строго произнес Сталин. — А какая вторая оговорка?

Прежде чем ответить офицер пошевелил бровями, нахмурил лоб, словно перекатывая мысли в черепе, шлифуя их до блеска и идеальной ясности.

— Такому… проекту нужно соответствующее инженерное обеспечение. Но соединение подобного рода потребует особого обслуживания. И у нас, и у немцев было нечто сходное, но прямых аналогов нет.

— Именно поэтому вы здесь, — сухо констатировал Сталин. — Представим, что вы становитесь ответственны за формирование и работу такого инженерного соединения… в обеспечение проекта 'ГС'. Что вам, как командиру, понадобится?

Последние слова генеральный произнес без выражения, откинувшись на плетеную спинку стула, полуприкрыв глаза тяжелыми веками.

Солодин враз ощутил волну жара, прокатившуюся по телу от макушки до пяток, захотелось расстегнуть воротник и вдохнуть побольше воздуха.

'Как командиру'.

'Командиру'!

Спокойно, полковник, спокойно, осадил он себя, это еще ничего не значит. Это может быть простой оборот речи, или морковка на веревочке. Или Главный так остроумно шутит. Терпение и осторожность, прежде всего.

Как всегда, в самые ответственные моменты Солодину показалось, что все его чувства обострились. Запах остывающего чая и сушек, легкий сквозняк, несущий холодок с улицы, структура бумаги, ощущаемая кончиками пальцев — все воспринималось сразу и во всей полноте. Голова работала как цифровая машина, холодно и расчетливо.

— Разрешите подумать минуту? — спросил он.

— Думайте.

Минута тянулась, как шлейф пыли за обозом на летней грунтовой дороге. Семен Солодин понимал, что настал его звездный час. Подкрался буквально из-за угла в самой невероятной форме. И каждое правильно выбранное слово теперь приближало его к заветной цели. Или могло безвозвратно отбросить. Что сказать — он и так знал, годы опыта не прошли даром. Но как сказать?.. Советский диктатор ценил прямоту и точность. Следовательно, отвечать нужно так же — предельно строго и по существу.

Что ж, начали.

Солодин вдохнул воздух полной грудью и сказал:

— Если бы я был полностью ответственен за это мероприятие, то потребовал бы четырех вещей.

— Потребовали? — с ледяным спокойствием уточнил Сталин.

— Да. Если приходится брать такую ответственность, то в обеспечении нужно требовать, а не просить.